Государев наместник. Николай Полотнянко

монахи, хорошо знающие старогреческий язык. Их появление в Москве вызвало среди обывателей враждебные толки, русские люди страшились латинской заразы, им были еще памятны польские бесчинства во времена Смуты. Отторжение киевляне вызвали и среди образованных русских. Недавно на Ртищева в Благовещенском соборе плохие слова говорил служка Лучка Голосов: «Вот учится Ртищев у киевлян греческой грамоте, а в той грамоте еретичество и есть. Я у киевских старцев учиться не хочу, старцы они недобрые, я в них добра не нашёл и доброго учения у них нет». Кто-то донёс об этом разговоре государю, тот намерился учредить над Лучкой розыск с пристрастием, но уступил Ртищеву, который ни на каких обидчиков зла не держал.

      В кельях, где жили иноземные монахи, приятно пахло свежим сосновым брусом. Справщики книг и переписчики работали за высокими конторками. Перед каждым пишущим стояли медные чернильницы с красными и чёрными чернилами, в глиняных горшках топорщились гусиные перья для письма.

      Богдан Матвеевич заглянул через плечо справщика и увидел, что он подчеркнул то место в чине богослужения, где указывалось, что хождение при крещении вокруг купели нужно совершать посолонь, то есть по движению солнца, что противоречило греческим правилам. Греки ходили против движения солнца. Справщик найденное разночтение записал на отдельный лист бумаги.

      – Государь и патриарх указали сделать перечень противоречий между нашими и греческими книгами, – сказал Ртищев. – А что дальше, будет решать церковный собор.

      – И много разночтений явлено? – спросил Хитрово.

      – Разночтений не так и много, но беда в том, что нужно исправлять книги, которые имеются в каждом захудалом приходе. У нас народ верит книге как иконе, и кто знает, к чему приведут исправления текстов. Надо было заниматься этим до построения книгопечатен, но царь Иван Васильевич другим увлёкся – сводил под корень лучшие боярские роды.

      – Ты опасаешься, что возникнут раздоры? – напрямик спросил Хитрово.

      – Если правду молвить, то страшусь, – задумчиво произнес Ртищев. – Вчера ты видел лопатицкого изгнанника попа Аввакума. Он из тех, кто не уступит из того, во что верует, ни единого аза. Умрёт, но не уступит. И таких много, готовых пострадать за веру.

      Они пришли в другую келью, в третью, везде шла работа, шуршали страницы фолиантов божественной мудрости, скрипели перья.

      «Что же здесь готовится для Руси? – размышлял Хитрово. – Чем аукнется эта кропотливая работа? Доброе ли дело затеяно?»

      Игумен ненавязчиво напомнил о себе, сказав, что сейчас самое время посетить монастырскую трапезную.

      Хитрово спохватился: сегодня предстоит малое пирование, только для родных, в честь полученного им окольничества.

      – Времени нет, отче, – сказал он. – Нас родичи ждут.

4

      Утром следующего дня Богдан Матвеевич проснулся с несвежей головой. Вчера пирование затянулось до глубокой ночи, гости, братья, племянники и сродники Хитрово радостно отмечали в своём кругу окольничество