Любить нельзя убить. Рина Лотис

и не было того убийства.

      – Маш, точно все хорошо? – вырвал меня из воспоминаний мягкий мамин голос.

      – Да, мамуль. Все отлично. Но очень устала от детей! – Рассмеялась, вспоминая все казусы, которые произошли во время практики. Да уж… На детей, а особенно подростков я ближайший месяц не смогу спокойно смотреть, не вздрагивая. Молодежь, которая уехала в летний лагерь и осталась без родительского контроля, – это настоящий ад.

      Мама тоже улыбнулась, но улыбка эта быстро померкла, и ее лицо вновь стало грустным.

      – Маш, я с тобой поговорить хотела, – тихо заговорила она, а я отложила вещи, присела на кровать и внимательно посмотрела на маму. – Помнишь мужчину, который сегодня приходил к нам в гости?

      От маминого вопроса у меня мурашки побежали по коже, но я не стала ничего говорить, лишь согласно кивнула.

      – Так вот… – Мама вновь замялась, а потом приподняла голову и твердо произнесла, глядя мне в глаза: – Я хочу, чтобы ты поехала с ним.

      – Что? – хрипло спросила, все еще надеясь, что мне послышалось.

      – Точнее, это он с тобой поедет, – впервые мама говорила настолько быстро, что я едва успевала ухватить смысл сказанных фраз. – Пусть участок посмотрит, дом ему покажешь, да и с деревней познакомишь. Ты же знаешь, что местные там чужаков не любят. Вот если Степану район понравится, участок… Может, и купит, а если нет, тогда уже в агентство обратимся.

      – Мам, – медленно произнесла, старательно подбирая слова, чтобы не выдать не только своего волнения, но и того, что я уже давно успела познакомиться с этим мужчиной… Весьма пикантно познакомиться. – А откуда ты знаешь этого Степана… Ярославовича?

      Мама посмотрела в окно, и взгляд её постепенно стал рассеянным, словно она окунулась в воспоминания.

      – Я тогда тобой беременная была, – тихо заговорила она. – Ранние сроки, живота ещё видно не было. А я с работы возвращалась. Зимой рано темнеет, вот и шла я по темным улицам, а потом услышала в одном переулке странные звуки: стоны, хрипы… Я не могла пройти мимо. Свернула с улицы и увидела мальчика лет восьми. Он скукожился и тихо постанывал… – На несколько секунд мама замолчала, а я заметила в ее глазах слезы. – Его избили и бросили в этой подворотне. С трудом, но мне удалось уговорить его поехать в больницу.

      От маминого рассказа у меня перехватило дыхание, и слезы выступили на глазах.

      – Это был Степан, да? – тихо уточнила у нее.

      – Да.

      – Но кто это сделал с ним? И что он делал так поздно на улице, да еще один. Маленький совсем…

      – Кто это сделал, мне неизвестно до сих пор. Степа не хотел говорить, а я и не настаивала. Потом оказалось, что ему не восемь, а десять лет. Просто настолько он был тощим, исхудавшим, что совсем крохой казался. А на улице… Семья неблагополучная у него. Вот мальчик из дома и ушел. Решил, что на улице ему будет лучше, чем с родителями, которые, кроме бутылки, ничего не видят.

      – Он потом в детский дом попал? – спросила, испытывая глубокое сочувствие к тому маленькому, несчастному мальчику.

      – Нет.