Новый год за витриной. Надя Юш

там очень долго и медленно на ленту транспортера выкладывала продукты худенькая старушка. Уцененный хлеб, пакет молока 1% жирности (“0,89”, – машинально про себя отметила Лиза, она запомнила эту цену – столько же стоило самое дешевое молоко в “Экспрессе” рядом с ее домом). Глупая и бессмысленная жалость сдавила ей сердце. По крайней мере она, Лиза, ничем не больна, она молодая, здоровая, у нее есть возможность брать продукты из дома, она живет в тепле и у нее даже машина есть, хоть последние месяцы она на ней почти не ездит.

      Кассирша начала пробивать товары бабушки. Сушки за 75 копеек – это уже с монитора-сканера цен. И суповой набор. “Надо же, тут даже такое есть”. Почему-то от вида этих косточек в руках старушки, которая поспешно пыталась запихнуть их в бесплатный оранжевый пакет, Лизе стало еще более грустно. Она узнала это чувство – глупые рыдания подступали безжалостно и неотвратимо. Два года назад умерла ее двоюродная бабушка. Тоже сухонькая, проработавшая всю жизнь и “заслужившая” грыжу и минимальную пенсию, потому что 20 лет стажа где-то “потерялись”.

      “4,37”, – четко произнесла итоговую сумму кассирша. Бабушка начала доставать кошелек. Ой, какой старенький. И – бумажных денег там не было. Только монетки. “Так, у вас тут ровно 3 лумера”. Бабушка что-то пролепетала и достала из пакета молоко. “3,48”, – все равно не хватит”, – отмечает кассирша. Видно, что ей и жалко бабушку, и что она раздражена, потому что устала, потому что хочет домой и потому что завтра у нее выходной.

      И Лиза подбегает, вклинивается между бабушкой и кассой. Давайте я добавлю, у меня как раз есть. Тоже трясущимися руками она дает одну из мятых пятерок и 37 копеек. Ей хочется плакать, слезы уже вот-вот. Но она ждет сдачу, потому что может дать бабушке только 1,37. Бабушка благодарит, но Лиза отмахивается. Только бы не разрыдаться, только бы не разрыдаться. Это совсем неадекватно… Уф. Пронесло, вроде не заметили.

      “Девушка, а фрукты взвешиваются на зале, – недовольно сказала кассирша. – И мы закрываемся через минуту. Рассчитаетесь на кассе с табаком”.

      Запертая и забытая

      Лиза побежала в отдел фруктов – почти в самый конец зала. Верхний свет погас, осталась только подсветка. Резко защипало в глазах и невыносимо захотелось плакать: она же вышла из лимита и, наверное, не стоит ей покупать никаких мандаринов. Но выходить из зала, когда магазин закрывается с пустыми руками тоже подозрительно… Вдруг подумают, что она что-то украла? Надо взять мюсли за 39 копеек, батончик сегодня на акции! Лиза немного заблудилась в отделах, попала в бакалею, потом в отдел с печеньем и только потом нашла здоровое питание.

      “Зачем я вообще сюда пришла?”, – в отчаянии задавала она себе вопрос. Не хотелось уже ни мандаринов, оставленных в зале в отделе экзотических фруктов с заоблачными ценами, на мюсли, ни печенья “Эсмеральда”. Просто домой и плакать.

      Где-то в другом конце зала послышался шум опускаемых роллетов, зал закрывали, но Лиза была уверена, что о ней помнят. Она схватила батончик мюсли, самый дешевый из всех