Ночь ведьмы. Книга первая. Бет Рэвис

застилают мне глаза. Может, Триединая все-таки не отреклась от меня.

      Или, по крайней мере, от Лизель, но какова бы ни была причина, я приму этот подарок.

      Я бросаю тыквы. Из дома доносятся грубые, насмешливые голоса мужчин, которые думают, что у них все под контролем. Женщина, которую они арестовывают, сопротивляется, осыпая их оскорблениями – я бы посмеялась, если бы у меня были силы на смех.

      Пара окон выходит во двор перед домом, и передняя дверь открыта.

      Я срываюсь с места и мчусь к лошадям. Это боевые кони, и моя спешка их нисколько не смущает. Я падаю рядом с телегой, поскользнувшись на мокрой дороге, но теперь я скрыта от глаз тех, кто в доме, и никто не кричит: «Hexe!»[15] или «За ней!».

      И все же я задерживаю дыхание, заставляю сердце успокоиться.

      – Лизель? – произношу я хриплым голосом. – Лизель?

      Я стучу по ящику, установленному на телеге.

      Ответа нет.

      Возможно, она без сознания. Или связана. Или…

      Она жива. Он хотел заполучить ее живой. Она должна быть жива.

      Дрожа, я поднимаюсь на ноги и подхожу к задней части повозки. Там есть окошко с железной решеткой, и я встаю на ступеньку, чтобы подтянуться и заглянуть внутрь.

      – Лизе…

      Я не успеваю произнести полностью ее имя.

      Там пусто.

      Это не тот отряд, который арестовал мою кузину. Который уничтожил наш ковен.

      Какая же я глупая. Я думала, что Триединая могла бы закрыть глаза на мои грехи. Что меня вознаградят хотя бы для того, чтобы вознаградить Лизель.

      Что теперь делать?

      Я знаю, чего я не буду делать.

      Не буду продолжать блуждать по лесу, потерянная, отчаявшаяся, напуганная.

      Охотники топчут эту землю, землю, которую они украли у племен, живущих здесь, и вселяют ужас в тех, кто придерживается древних обычаев. А теперь они арестовывают еще одну невинную женщину, тащат ее в Трир, чтобы осудить и казнить страшной смертью. Пришло время им задрожать.

      Пришло время им испугаться.

      Где-то глубоко, среди всплеска праведного гнева я слышу счастливый вздох.

      Это должно было бы заставить меня задуматься.

      Я была бы не первой ведьмой, которая вот так сломалась. Поддалась дикой магии из-за злости и гнева только для того, чтобы стать той, против кого борются хэксэн-егери: смертоносным демоном, способным насылать проклятия на стада домашнего скота, ослеплять людей на месте и калечить плоть одним щелчком пальцев.

      Их страх пред нами не совсем беспочвен.

      И сейчас я чувствую это сильнее, чем когда-либо. Было бы очень легко уничтожить их всех.

      Но тогда я бы уничтожила и себя.

      Дикая магия извращает. Это яд. Она черпает силу из мерзостей мира, и прикоснуться к ней – значит позволить душе сгнить.

      Я спрыгиваю с повозки. Охотники еще не вышли из дома – между ними разгорается спор, один кричит на женщину, пытаясь ее успокоить.

      Ей не следует успокаиваться. Она имеет полное право быть в ярости.

      Я в ярости.

      И собираюсь действовать.

      «Да, –

15

Ведьма! (нем.)