Жемчуга. Надежда Гусева

стливых людей – они такие… Чем щедрее себя раздают, тем богаче становятся.

      Только где же взять столько счастливцев? Много вокруг разных людей – деловых, требовательных, усталых, унылых, умных, глупых, рассеянных… а вот тех, кто лучится счастьем, – раз-два и обчелся.

      Тогда Женщина решила научить их создавать свое счастье. Она очень старалась, но, оказалось, не каждому нужен такой подарок. Взрослые люди уже успели полюбить свои проблемы и болячки. А вот дети… Дети еще не разучились смеяться. И Женщина собрала множество детей и постаралась научить их радости. Но и тут возникла проблема. Ведь мало самому быть счастливым – нужно еще и уметь дарить радость. А это под силу лишь людям добрым, волевым, сильным и трудолюбивым.

      «Так пусть они и будут такими», – решила Женщина. И взялась за дело. Вскоре она трудилась уже не одна. Множество помощников работало с ней рука об руку. Хорошая идея всегда найдет отклик.

      Трудное это было дело, очень трудное. Но если во что-то верить, это свершается. И дитя начало жить. Иногда болело, иногда не слушалось, иногда страдало, но жило. Оно видело, слышало и радовалось. Оно стало настоящим, смотрело на мир тысячами глаз, говорило разными голосами, играло и работало тысячами рук.

      И все были рады стать на время его частью. Ведь пока люди помогали ему, жили с ним одной жизнью, они оставались сильны и едины.

      Я тоже была такой частицей. Иногда – зорким глазом, иногда – чутким ухом, иногда – мурашками на коленке, иногда нервом.

      Я была там.

      Я все помню…

      Эпизод 1

      Зубы-жемчуга

      А может быть – есть такой закон? Не озвученный с трибун, не пропечатанный в солидных книгах с твердыми, как железо, корешками. Неписаный закон.

      Очень простой – все не случайно.

      А может и нет. Может, все события, имена, улыбки, перемены погоды, чей-то остановившийся взгляд, потерянные книги, странные сны – может, все это сыплется на всех, как ледяная крупа в ноябре, и только один из тысячи догадается глупо высунуть язык и попробовать – каково это на вкус?

      Не знаю.

      Просто иногда что-то случается. Привычный мир перестает однообразно вращаться и поворачивается незнакомым бочком. Стоп. Отправная точка. Дальше сам решай. Быть или не быть. Только скорее, не то решат за тебя. И поплывешь ты как галоша до первого поворота – думая о том, что ты и не галоша вовсе, а старинная каравелла с поскрипывающими мачтами.

      Страна менялась, законы менялись, все менялось. И каждый плыл в меру сил – как мог. Менялась и школа, конечно. Потому что нужно меняться и людям. Какими они должны были стать, эти новые люди, виделось весьма туманно, но все старались как могли.

      Поэтому на нас, как на сухумских обезьянках, часто делались эксперименты.

      Чего только в то время не было!

      Система Шаталова – конспекты, конспекты, бесконечные конспекты, схемы и рисунки – наизусть, до одури. Это потом, много лет спустя, внезапно оказалось: Шаталов был психически нормальным человеком, а не скрытым фашистом, как мы его себе представляли.

      Уроки родного края. Ну, это просто луч света. Сидишь себе, втихомолку делаешь домашку по математике, а милый усатый нянь тихо читает татарские народные сказки.

      Музейные уроки. Тоже хорошее дело. Потому что мы вообще не учимся, а едем, естественно, в музей. Очень хорошая задумка, потому что целый день нет алгебры.

      Уроки профориентации. Тут, друзья мои, тесты. Море тестов. Хитро зашифрованных и жутко времязатратных. А в результате тебе выносят вердикт: «человек – природа» или «человек – машина».

      И полный апофеоз – уроки сексологии. Да-да, потому что начало девяностых, и без этого никуда и никак. Ведет их странно накрашенная нервная женщина, которая, к слову, оказывается одноклассницей моего папы. Дома я изображаю ее, а папа валяется со смеху.

      И вот, наконец, приплыли. МХК. Мировая художественная культура.

      Она не вошла в класс, а впрыгнула. Перескочила порог кабинета физики и улыбнулась.

      За окнами висел осенний полумрак, синие вельветовые занавески вызывали тоску, но включить свет никто не удосужился. Шестой урок как-никак, народ подустал. Народ домой хотел. И в нашем родном классном кабинете удерживало только обещание новизны, этакой экспериментальной свежатинки.

      Итак, она впрыгнула. И сразу засмеялась. Была она маленькая, худая и кудрявая. А когда заговорила – быстро и весело, то показалось, заговорили и ее руки – так легко и красиво они жестикулировали.

      – Моя фамилия Гринбаум. Вы можете перевести слово «гринбаум»?

      Мы настороженно молчали. Неизвестно, чего ждать от такой непонятной женщины. За восемь лет в школе всякого насмотришься, видали мы и таких: на вид-то добрая да веселая, а потом прижмет – только держись.

      Она быстро нарисовала на доске дерево с листочками.

      – Ну вот. С немецкого это переводится как «зеленое дерево».

      – Мы будем учить немецкий? – спросил кто-то с вызовом.

      – Нет.