Тэм О'Шэнтер. Роберт Бернс

охъ болотъ, и пыль

      Дорогъ, что насъ домой ведутъ,

      Гдѣ жоны насъ давно, чай, ждутъ,

      Гдѣ гнѣвно блещутъ ихъ глаза,

      На лбу сбирается гроза…

      Тэмъ служитъ намъ живымъ примѣромъ,

      Что нужно днемъ прощаться съ Эромъ.

      (Старинный Эръ нашъ всѣмъ извѣстенъ:

      «Эръ, гдѣ народъ красивъ и честенъ».)

      Ты, Тэмъ, глупѣе всѣхъ на свѣтѣ:

      Ты пренебрегъ совѣтомъ Кэтти!

      Не говорила ли она,

      Что ты – пивной котелъ безъ два,

      Что ты – негодникъ, пустомеля,

      Пьянъ вплоть отъ мая до апрѣля!

      Везешь ли къ мельнику зерно,

      Пропьешь и куль съ нимъ за-одно!

      Пойдешь ли въ кузню за подковой,

      Отъ кузнеца придешь съ обновой,

      И даже (просто грѣхъ и срамъ!)

      Пойдешь въ субботу въ Божій храмъ –

      Съ дьячкомъ напьешься наканунѣ

      Святаго дня… Утонешь въ Дунѣ[2]),

      Иль, будутъ ночки потемнѣй,

      Утащитъ вѣдьма въ Элловей[3]).

      Мисстрисъ! мнѣ кажется, что право

      Всѣ жоны судятъ очень здраво,

      И что ума въ томъ капли нѣтъ,

      Кто презираетъ ихъ совѣтъ!

      Однако къ дѣлу: въ эту ночь

      Нашъ Тэмъ конечно былъ не прочь,

      Продавши выгодно скотину;

      Подсѣсть къ веселому камину,

      Гдѣ старый другъ нашъ Джонъ Соутеръ

      Давно ужь пѣнилъ добрый портеръ.

      А Тэма Джонъ любилъ, какъ братъ,

      И всякій день съ нимъ пить былъ радъ.

      Темненько стало; до двора

      Оно давно бы ужь пора, –

      Да эль такъ хмѣленъ становился,

      Что Тэмъ въ хозяйку вдругъ влюбился…

      А Джонъ мололъ имъ разный вздоръ

      И хохоталъ, какъ цѣлый хоръ.

      Вотъ дождь пошелъ, гроза бушуетъ;

      А Тэмъ и въ усъ себѣ не дуетъ.

      Забота съ зависти взбѣсилась,

      И въ кружкѣ съ элемъ утопилась.

      Но какъ пчела съ липъ носитъ медъ,

      Такъ время радость унесетъ!

      Какъ царь, нашъ Шэнтеръ счастливъ былъ,

      Что злое горе побѣдилъ!..

      Но радость – макъ: цвѣтетъ – блеститъ;

      Сорвешь – и вѣнчикъ облетитъ;

      Падетъ ли снѣгъ на зыбь пруда –

      Блеснетъ – и таетъ навсегда;

      Такъ въ небѣ гаснутъ метеоры,

      На мигъ прельщая наши взоры;

      Такъ неба ясную лазурь

      Мрачитъ дыханье зимнихъ бурь. –

      Но время мчится. – Между тѣмъ,

      Пока домой сбирался Тэмъ,

      Пробило полночь… Въ этотъ часъ,

      Когда послѣдній свѣтъ погасъ –

      Не дай Господь когда-нибудь

      Намъ, грѣшникамъ, пускаться въ путь!

      А вѣтеръ свищетъ, воетъ, стонетъ

      Сноски

      1

      Ни одно изъ стихотвореній Роберта Борнса не достигало такой популярности, какъ это. Нѣтъ ни одного грамотнаго шотландца, который бы не зналъ его наизусть; нѣтъ ни одного грамотнаго зажиточнаго фермера, у котораго не красовалась бы на каминѣ статуетка Тэма и его Мэгъ. Самъ Борнсъ смотрѣлъ на свой «разсказъ», какъ на неувядающее произведеніе въ области поэзіи. Байронъ называетъ его opus magnum Борнсв, а Валтеръ-Скоттъ говоритъ, что Борнсъ далъ въ своемъ «о'Шэнтерѣ» блестящее доказательство своего умѣнья соединять комическое съ ужаснымъ; и что ни одинъ поэтъ, кромѣ Шекспира, не обладалъ такимъ талантомъ, при самыхъ быстрыхъ переходахъ, возбуждать въ читателѣ совершенно противоположныя чувства. Содержаніе разсказа заимствовано частію изъ народныхъ преданіи, связанныхъ съ развалинами церкви Элловей, по близости которой родился Борнсъ; частію же изъ истиннаго происшествія. Лица, служившія моделью для Тэмъ о'Шэнтера и Джонни Соутера были еще живы въ то время, когда разсказъ появился въ печати. Это были старые друзья поэта, фермеръ Дугласъ Грэмъ изъ Шэнтера, и сапожникъ

2

Doon, рѣка.

3

Элловей (Kirk Alloway) – старая церковь въ окрестностяхъ Эра. Несмотря на то, что долгое время зданіе это стояло безъ крыши, внутри его прекрасно сохранилась деревянная рѣзьба, которую туристы разбираютъ по кусочкамъ на табакерки и прочія вещицы, въ память мѣстъ, прославленныхъ Борнсомъ въ предлагаемомъ нами разсказѣ.