Великая. История Екатерины II. Сборник

такое, что никогда не давало мне ни на минуту сомневаться, что рано или поздно я сделаюсь самодержавной повелительницей России».

      Как держала себя Екатерина во время приготовления к переходу в православие и при самом этом торжественном событии, видно из одного письма ее матери: «Легкость, с какою дочь моя училась с тех пор, как существует, дала ей возможность скоро понять и удержать в памяти это чтение, и две недели тому назад я могла известить Ее Величество, что она в состоянии предстать пред алтарем. Все утро перед богослужением великая княжна проплакала, но не проронила ни слезинки в продолжение самого торжества. Она прочла исповедание твердым и ясным голосом и, удивляя всех своим выговором (русского языка), произнесла все части, не запнувшись ни на одном слоге. На вопросы она отвечала с уверенностью и твердостью. С тех пор, как вошла в церковь, и во все время обряда она держала себя с таким достоинством и грациею, что я восхищалась бы ею, если б не была ее матерью»*.

      Здесь мы видим первый успех будущей императрицы в старании, которое она так постоянно обнаруживала, сделаться истинною дочерью своего нового отечества.

      Уже с раннего детства она, живя в Штеттине, наслышалась рассказов о Петре Великом, о победах русского войска, о быстрых успехах русского народа при гениальном государе, и все это не могло не оставить глубокого впечатления в восприимчивом уме молодой принцессы. Надобно отдать Елизавете Петровне справедливость в том, что она вполне понимала необходимость поскорее обрусить новоприбывшую, и умно поощряла ее собственное стремление к тому. Еще до приезда Екатерины императрица заботилась об образовании в этом смысле ее придворного штата. Мардефельд в январе 1744 года доносил Фридриху, что императрица решилась устроить для принцессы двор, составленный исключительно из лиц русской национальности (une cour composee uniquement de personnes de la nationalite russienne), говорящих по-немецки и по-французски[15]. Действительно, по прибытии принцессы к ней назначены были между прочим русские камер-юнгферы. «Это, – замечает сама она, – было мне очень по душе: старшей из этих молодых девушек не было и 20 лет; все они были очень веселого нрава, и я с этой минуты во весь день только и делала, что пела, плясала, резвилась». С приезда в Россию, с четырнадцатилетнего своего возраста, Екатерина никогда более не видела Германии, и связь ее с родиной мало-помалу совершенно порвалась: скромный Цербст, тихий Штеттин, по замечанию К. Шлёцера[16], навсегда скрылись от взоров молодой принцессы, для которой на чужбине должны были осуществиться мечты величия, пышности и славы; о путешествии в Германию она ни великою княжною, ни еще менее императрицею не могла уже думать. Из ее ближайших родных долее прочих оставался в живых только брат ее Фридрих Август, как владетельный князь Цербстский, последний из своего рода, человек непостоянного нрава, рано уже разошедшийся с сестрою вследствие серьезных несогласий. Отец ее Христиан Август, старый фельдмаршал, умер уже в 1747 году, через три года после разлуки с дочерью. Мать, которая в последние годы

15

Brautreise, 14.

16

Schlozer К. von. Friedrich d. Gr. u. Katharina II. 234.