Рельсы под водой. Маргарита Мамич

никогда не найдут. А так хотя бы мы…

      – Погребенным в море бросают в воду гвоздики. И пускают венки. А мы будем приносить вместо цветов…

      – Сердолики. Каждый год. Давай?

      – Давай.

      И больше мы не проронили ни слова. До самого дома.

      Глава 2

      «Бэзмиля, бэзмиля, бэзмиля…»

      Когда мне было шесть, я боялся Розу еще больше. Помню, как-то вечером бабушка отправила меня к ней за солью. Роза с Раминой только переехали сюда, я их еще толком не знал.

      На стук никто не отозвался и, приоткрыв скрипучие ворота, я протиснулся во двор, прошел мимо кустов и поднялся по ступенькам к дому. Дверь оказалась не заперта, и я вошел внутрь, робко позвав:

      – Роза!..

      Молчок. Никто не ответил.

      Уже тогда я обращался к Розе по имени. Даже Рамина звала ее обычно не мамой, а Розой или еще иногда – «дáе»[3].

      В доме было тихо и пусто. В прихожей не горел свет. Я уже собрался развернуться, как вдруг услышал странные звуки – было похоже, будто кто-то бормочет заклинания. Низкий заунывный голос угрожающе завывал:

      – Бэ́змиля, бэ́змиля, бэ́змиля… – А потом быстро-быстро, пискляво-пискляво: – Сми́лям, смилям, сми́лям, сми́лям!

      «Наверное, Роза вызывает шторм, как всякие заклинатели», – подумал я.

      Было до жути страшно и одновременно любопытно. Пересилив себя, на цыпочках я прошел через прихожую и заглянул в комнату. Она была проходной и вела дальше, в коридор, откуда падал еле уловимый, неясный свет. Громко сглотнув, я большими шагами пересек комнату: в коридоре светилась узкая щель приоткрытой кухонной двери, из которой клубился влажный, горячий пар. Там же, за дверью, видимо, коптила керосиновая лампа: тусклый отсвет мерцал на полу неровной рябью, моргая и покачиваясь. Но вот сквозняк дохнул по ногам – и ползущие вдоль паласа облака испуганно разметались.

      – Бэ́змиля, бэ́змиля, бэ́змиля… Сми́лям, смилям, сми́лям, сми́лям!..

      «Ну точно! Зелье варит!»

      Теперь я уже не мог идти на попятную. Хотелось подобраться еще ближе – заглянуть в щелку, раз уж пришел! Но половица под ногами предательски скрипнула.

      – Кон дый?[4] – раздалось сердито.

      «Это она мне? Сейчас выйдет и поймет, что я подглядывал! Брызнет на меня своим зельем и заколдует! Превратит в прыщавого скáта, утыканного шипами, в морскую лисицу!»

      Я не стал дожидаться. Уже безо всякой осторожности, топая ногами, я бросился бежать из страшного цыганского дома. Роза вышла следом на крыльцо и, вытирая мокрые руки о юбку, крикнула вслед:

      – Рома, на уджá! Со ту камэ́с?[5]

* * *

      – Ну как, дала Роза соли? – спросила бабушка, когда я ворвался в комнату и бросился ее обнимать.

      – Какая там соль, ба! Там, там…

      – Да что такое, Ромик? Чего ты так растормошился?

      – Я не спросил про соль. Роза… Там… Зелье варит!

      – Какое еще зелье?

      – Отворотное!

      Тут бабушка как начала хохотать! Она все

3

Мама (цыг.).

4

Кто там? (Цыг.)

5

Рома, не уходи! Чего ты хочешь? (Цыг.)