Три кинжала, или Прыжок в неизведанное. Елена Нам

сохранил свой вольный дух

      И смерть земную победил.[8]

9

      Солнце устало клонится к горизонту, нависая над бесконечной водной гладью. Оно уже готово упасть в объятия морских глубин, поглощающих все живое и обращающих свет в тьму. Джон сидит на пустынном песчаном берегу и размышляет о том, есть ли у моря душа. Душа – это то, что обрекает нас на страдания и наполняет неизбывной тоской по утраченному блаженству. Душа – это вечное напоминание о Боге, напоминание через боль неудач, потерь и разочарований. И вдруг его постигает озарение: Конечно же, у моря нет души! Само море – это душа мира, ее видимый образ.

      Море, извечно манящее человека, убаюкивающее его тихим шепотом своих вод, мерно качающее его на своих волнах, точно в колыбели, и призывно зовущее безбрежным простором своих далей. Море, безжалостно сметающее в стихийном порыве все, что создано человеком, лишающее его любой надежды на спасение и равнодушное к любому человеческому страданию. Странно, почему человек всегда стремится к сопротивлению, почему он не может добровольно сложить оружие и отдать себя на волю стихии? Ведь море – это всего лишь проводник, самый надежный проводник, который знает самый короткий и самый легкий путь к Богу.

      Джон вскакивает на ноги. На нем рубашка и штаны из грубого льна, но в них так легко и свободно дышится, как в детстве, когда ничто не ограничивало ни мыслей, ни движений, ничто не сжимало ни тела, ни душу. Теплый ветер с моря ласково треплет волосы и зовет за собой. Босые ноги тонут в песке, но неумолимо устремляются в сторону воды, смело накатывающейся на песок и вдруг в испуге откатывающейся назад.

      – Джон, куда же ты? Подожди меня! – Откуда-то издалека к нему бежит Мэри. Она раскраснелась от бега, и ее румяные щеки пылают прямо в тон закатному солнцу. Она смеется также весело и беззаботно, как в детстве. Ее волосы распущены и волнами спадают на плечи. Легкое платье, украшенное незатейливой вышивкой, подчеркивает ее гибкую и стройную фигуру.

      Джон и Мэри берутся за руки и идут навстречу заходящему солнцу. Теперь уже ничто не сможет их разлучить.

      Джон открыл глаза и огляделся вокруг. Чисто выбеленные стены небольшой аккуратно прибранной комнаты напоминали родительский дом, где прошло его благословенное детство. Сквозь окошко в комнату тихонько пробралось весеннее солнце. Оно как будто затаилось и замерло в углу, но, однако, неспешно и неслышно подкрадывалось к изголовью стоявшей у стены кровати. В комнате царила звенящая тишина. Если бы не металлические решетки на окнах, ничто не напоминало Джону о том, что он находится в приюте для душевнобольных в Нортгемптоне. Он умиротворенно улыбнулся. Крушение произошло. А значит, бояться больше нечего. Никакие бури не страшны разбитому кораблю.

      Джон Клэр прожил в приюте для душевнобольных 27 лет. Там он продолжал писать стихи и создал свое самое лучшее стихотворение: «Я есмь».

      Часть 2. Авраам

      Ты, Господи, лиши меня предела

      Моих страданий в солнечном краю!

      Я знаю,

8

Отрывок из стихотворения Джона Клэра «Видение» в переводе автора.