Золотые земли. Вампирский роман Клары Остерман. Ульяна Черкасова

получилось удивить сыскаря. Или, что более вероятно, заставить усомниться в моём здравом рассудке.

      – В дневнике Мишеля… вы же читали его? Я отправила всё профессору Афанасьеву.

      – Да, читал.

      – В дневнике Мишель написал, что превратился в волка.

      Давыдов поджал губы, точно стараясь не засмеяться, и долго сверлил меня глазами. Я же не знала, что сказать.

      – Вы издеваетесь?

      – Но…

      – Он не поверит, – вдруг раздался голос с порога.

      От неожиданности я вздрогнула и оглянулась на открытую дверь. Давыдов, когда зашёл, забыл её закрыть, и теперь ещё один из сыскарей – худощавый, немолодой, с очень умными глазами и очаровательно-тёплой улыбкой – стоял, скрестив руки на груди, на входе в мою спальню.

      – А вы?

      Он повёл бровью, показывая, что ожидает продолжения.

      – Вы мне верите?

      – Конечно, – кивнул он, отчего пепельная прядь упала на лоб. У него широкий лоб и очень ясный располагающий взгляд.

      Он мне сразу понравился. Очень. Никогда такого не случалось, чтобы с первого взгляда, с первого слова человек так располагал к себе, а тут я будто сразу поняла: ему можно доверять. И это несмотря на то, что он тоже сыскарь, как этот отвратительный Давыдов.

      – С чего бы мне верить в сказки про волков? – хмыкнул Давыдов.

      Не сдерживая раздражения, я посмотрела на него, точно так же поджав губы.

      – А вот ваш коллега мне верит.

      – Это кто же?

      – Так вот, – я кивнула в сторону двери, но человек уже ушёл.

      – Кто?

      Я крутила головой, переводя взгляд с двери на Давыдова.

      – Только что в дверях стоял…

      – Вы издеваетесь?

      – С чего бы это?! – возмутилась я.

      – Думаете притвориться больной? Умалишённой?

      – Как вы смеете так со мной разговаривать?

      Бобриные глаза сузились и сделались ещё злее.

      – Хватит, господица Клара, – он поднялся. – Вы несколько дней отказывались со мной говорить, и я вас жалел, проявил сочувствие к девушке, оказавшейся в столь незавидном положении. Но если продолжите в том же духе, то я перестану выгораживать вас перед начальством, и вас будут рассматривать как соучастницу.

      – Меня? Соучастницу?!

      Руки трясутся, даже пока пишу пишу это. Но надо, надо изложить в дневнике всё, что наговорил Давыдов, все его угрозы, всё-всё-всё. Потому что Создатель знает, я невиновна! Но… что, если это и есть моё наказание? Я предала родного отца, сдала его Первому отделению, и за это теперь буду не только мёрзнуть после смерти в Пустоши, но и остатки земных своих дней проведу на каторге, где-нибудь на золотых приисках или на Мёртвых болотах, в Великом лесу?

      Но разве я не старалась совершить благое дело, когда отправляла профессору Афанасьеву дневник Мишеля? Не знаю, уже ничего не знаю. Всё стало слишком сложно.

      – Господин Давыдов, – под его взглядом, когда этот здоровый, точно медведь, солдафон нависал над моей кроватью,