Ювента. В.В. Дмитриев

из того, что сказала его тетка, он благополучно пропустил мимо ушей.

      – Всё – кивнула Элина. – Выходи.

      Любовь и сигареты

      Макар уже очень долго стоял под душем недвижимо, обливаясь горячим потоком воды. Совсем недавно у него появилась такая привычка.

      Только здесь вожатый мог позволить себе побыть в полном одиночестве, наедине с собой. Казалось бы – что в этом такого? Ничего особенного. Однако для самого Мака в последнее время этот процесс стал таким же жизненно необходимым, как еда, вода, сон и обязательные перекуры.

      Только здесь, в этих четырех скучных кафельных стенах, он мог подумать и просто побыть в своей голове. Один. Без кишащих везде и всюду пионеров. Без трындящей напарницы и бесящего соседа. Без тетки, что вечно пыталась учить его жизни. Без всего этого гребаного мира, что раздавливал Макара каждое утро и всякий раз, как только он просыпался, открывал глаза и пытался встать с кровати, попутно осознавая всю свою никчемность. Здесь, то и дело ошпаривая себя кипятком, вожатый как будто перезагружался, подводил черту под прошедшим днем, смывал с себя весь его налет и хотел сразу же выкинуть из головы всё, чем он запомнился. Увы, но получалось это далеко не всегда.

      Итак, что же такого с ним случилось сегодня? О чём Макару хотелось бы позабыть раз и навсегда?

      Во-первых, ему хотелось бы стереть из памяти пресное лицо Элины, с которой он сегодня столкнулся несколько раз нос к носу. После того самого малоприятного разговора в машине родственнички не обмолвились друг с другом даже парой словечек, пусть и возможности для этого были. Макара такой расклад не особо заботил, а вот Зорю, которая и стала невольным очевидцем видимой прохлады между племянником и теткой, эта тема живо интересовала. Весь день напарница, словно заправский разведчик, не бросала попыток вытянуть из Мака рассказ о том, что же случилось на проходной прошлым вечером, а также кто ему вмазал по губе с такой пылкой “любовью” и при чём тут вообще Элина. Ничего, кроме отмашки и недовольной мины от напарника Зарина в итоге так и не получила, но вот осадочек и не иссякшее раздражение от ее расспросов у него всё равно остались.

      Во-вторых, не мешало бы убрать из головы и дневное мероприятие, на котором ему выпала участь стоять на станции в образе идиотского крокодила и зачитывать каждому отряду дурацкий стишок с заданием, который еще и был напечатан на листе больно уж мелким шрифтом. Идиотизм – вот и всё, что Макар мог об этом сказать. Забыть! Срочно!

      И в-третьих, вожатому конечно же хотелось позабыть про этот несчастный ужин, а именно пересоленную солянку, из-за которой у него до сих пор пекло в желудке, а во рту царил отвратный солоноватый привкус. Однако как забыть о том, что регулярно напоминало о себе непрекращающейся изжогой, вожатый не знал. Вместо этого Макар ярко представлял в мыслях ласкающую сердце сцену, в которой он самолично скармливал целую кастрюлю этого блюда тому, кто явил его на свет и рискнул объявить всё это безобразие “ужином”. Помогало это лишь отчасти,