Моя кузина Рейчел. Дафна Дюморье

сумел расшифровать, – подпись Эмброза.

      Я велел груму оседлать коня и поскакал к крестному показать письмо. Он встревожился не меньше меня.

      – Похоже на нервное расстройство, – сказал он после довольно долгого молчания. – Мне это совсем не нравится. Это не мог написать человек в здравом рассудке. Я очень надеюсь…

      Крестный замолк и поджал губы.

      – Надеетесь… на что? – спросил я.

      – Твой дядя Филип, отец Эмброза, умер от опухоли мозга. Разве ты не знал? – коротко сказал он.

      Я ответил, что никогда не слышал, от чего умер мой дядя.

      – Тебя, разумеется, тогда еще не было на свете, – заметил крестный. – В семье избегали этой темы. Передаются такие вещи по наследству или нет – не могу сказать, да и врачи не могут. Медицина еще недостаточно развита.

      Он надел очки и перечитал письмо.

      – Может быть, правда, и другая причина – крайне маловероятная, но я предпочел бы именно ее, – сказал он.

      – И какая же?

      – Да та, что Эмброз был пьян, когда писал это письмо.

      Не будь ему за шестьдесят и не будь он моим крестным, я бы ударил его за такое предположение.

      – Я ни разу в жизни не видел Эмброза пьяным, – сказал я.

      – Я тоже, – сухо заметил он. – Но из двух зол я выбрал бы меньшее. Думаю, тебе следует поехать в Италию.

      – Я и сам так решил, – ответил я.

      И я отправился домой, не имея ни малейшего представления, как все это будет. Из Плимута не отплывало ни одно судно, услугами которого я мог бы воспользоваться. Мне предстояло ехать в Лондон, оттуда в Дувр, там сесть на пакетбот до Булони, а затем через Францию добираться до Италии дилижансом. Если поспешить с отъездом, можно попасть во Флоренцию недели через три. Французский язык я знал довольно плохо, итальянского не знал совсем, но ни то, ни другое меня не тревожило, лишь бы добраться до Эмброза. Я наскоро попрощался с Сикомом и слугами, объяснив, что решил срочно навестить их хозяина, но ни словом не обмолвившись о его болезни, и прекрасным июльским утром выехал в Лондон, с невеселыми мыслями о почти трехнедельном путешествии по незнакомой стране.

      Экипаж уже свернул на бодминскую дорогу, когда я увидел грума, который ехал нам навстречу с почтовой сумкой за поясом. Я велел Веллингтону придержать лошадей, и мальчик протянул мне сумку. Вероятность найти в ней письмо от Эмброза равнялась одному шансу из тысячи, но этот единственный шанс перевесил. Я достал конверт из сумки и отослал грума домой. Веллингтон взмахнул кнутом, а я вынул из конверта клочок бумаги и поднес его к окошку, чтобы лучше видеть. Слова были настолько неразборчивы, что я с трудом прочел их.

      «Ради бога, приезжай скорее. Она все же доконала меня, Рейчел, мука моя. Если ты промедлишь, может быть слишком поздно.

Эмброз».

      И все. На письме не было даты, на конверте, запечатанном перстнем Эмброза, никаких пометок, указывающих на время отправления.

      С обрывком бумаги