Время убивать. Алина Быстрова

пробежав глазами по строчкам, я тяжело вздохнул. Блять, Ну хоть бы одна зацепка… Но нет, как обычно: "Я был пьян", "Да не помню я", "Я не убивал". Эти фразы были как знакомая трещина в старой плитке – неважно, сколько раз её видел, она всегда остаётся на месте. На лице задержалась гримаса досады. Всё так, как я и знал: подозреваемый не меняется, как этот чёртов протокол. Всё одно и то же, утомительная рутина. Я положил протокол обратно на стол, но не убрал взгляд с этих строк, будто от них зависело, выйду ли я сегодня с работы или нет. Никакой правды. Никакого ответа. Стив, дружище, и в этот раз ты нихера не нашел. Как всегда, какой-то полудурок с пустыми словами. Я снова выдохнул. Я любил свою работу, в каком-то смысле. А кто её не любил бы? Это как зависимость, но без удовольствия – и в этом вся суть. Когда настигаешь нужный след, когда в носу запах железа и пыли, а сердце бьется быстрее, потому что ты, черт возьми, близок. Это то ощущение, которое заставляет тебя думать, что ты живой. Но до этого… Весь этот процесс, весь этот бег за ускользающей ниточкой – от этого начинает тошнить. Ты как тот дурак, который гонится за тенью, понимая, что все равно не поймает. И всё, что ты чувствуешь, – это адреналин, который никогда не заполняет пустоту. Тебе нужно больше, тебе нужно следующее дело, чтобы снова почувствовать этот вкус жизни, который всё равно окажется обманом. Это как наркотик. Он тебе не нужен, но ты просто не можешь остановиться. Потому что если остановишься, то всё это станет еще более пустым пустым чем эти ночные улицы. И вот, ты продолжаешь гнаться, сам не понимая, зачем.

      Сдаюсь. Это не первый раз, когда я уступаю, но каждый раз это ощущается как провал с потерями. Словно я отрываю кусочек от себя. Поднялся со стула, стараясь не выдать усталости. Далеко не первый раз. Ноги, казалось, не хотели меня слушаться, и каждый шаг давался с усилием. Я выключил лампу, и комната погрузилась во мрак. Даже тьма как будто была легче – её было проще носить на себе, чем этот тонкий слой нервного напряжения, который не хотел отпускать. В темноте мои глаза почувствовали облегчение, как если бы они наконец-то избавились от всего того, что мешало разглядеть правильный ответ среди путанных показаний свидетелей. Я застывал в пустом пространстве на несколько секунд, словно заглядывал внутрь себя, пытаясь не потерять остатки разума. На улице пронеслось какое-то старое корыто, грохоча, как древняя машина, стараясь забыть, что она когда-то ездить не могла. Я вздрогнул от шума, злясь на себя за реакцию, выругался, не сдержавшись. В этой тишине каждый звук был как удар, каждый шорох – как напоминание, что мир не остановится, пока ты не можешь сделать хоть что-то.

      Я схватил пальто с силой, будто оно могло бы сопротивляться пытаясь остаться здесь, в этом кабинете, в этом вечном аду, а не выходить на проклятую улицу. Но я его сильнее – у него просто не было выбора. Вышел из кабинета, захлопнув дверь с таким шумом, что, кажется, даже стены пошатнулись. Внутри меня всё снова отозвалось эхом, но я не мог остановиться. Мимо пронеслись огни города,