Роман на лестничной площадке. Мария Ордынцева

мелом на зеленой подъездной краске громадными буквами возле моей двери была надпись «Сашка – шлюха».

      – Я кого-то сегодня точно убью, – сказала я и, сходив за влажной тряпкой, принялась стирать буквы. – Если это Череп, завтра я ему устрою Варфоломеевскую ночь.

      Лешка сел на ящик со всяким хламом, стоящий возле моей двери, и следил за моей работой.

      – Придется с Киборгом посоветоваться, – рассудил он. – Надо найти этих дебилов, пока хуже не стало.

      Глава 8.

      Перед началом первого модуля ко мне подошел Кобра:

      – Почему Берт не пришел? Ты сказала?

      – Сказала, – кивнула я. – Он просил тебе ответить, что не придет, чтобы ты не ждал. А еще, что, если вам так хочется, вы и сами справитесь.

      – Коззел! – разозлился Кобра. – Из-за него все дело рушится. Ладно, пусть сидит. Сами так сами. А ему скажи, что он от нас не уйдет. В семнаре на него управу найдут.

      – Разве ты в семнаре?

      – Нет, я в одиннадцатой. Грузина попрошу.

      – А я Канату скажу. Только тронь его! Тебе не меньше достанется, – пригрозила я. Конечно, я блефовала и совсем не была уверена, что Канат вот так метнется по моей просьбе кого-то там защищать, тем более Берта. Но Кобра об этом не знал и воспринял информацию всерьез.

      На следующей перемене я подошла к Черепу. Заметив меня, тот демонстративно отвернулся и стал рисовать какого-то странного чертика в конце тетрадки. Чертик состоял из головы и ножек, без туловища, носа и ушей. Зато с рогами, копытами и хвостом.

      – Ты писал? – спросила я спокойно и даже немного свысока.

      – Что? – не понял он, не прекращая рисовать.

      – Вчера на стене возле моей квартиры, – уточнила я.

      – Я вчера дом весь день сидел, – ответил Череп равнодушно и пририсовал чертику рот.

      – Киборг тебя еще раз поспрашивает, раз ты мне не хочешь говорить, – пообещала я, собравшись отойти от него.

      Аргумент подействовал.

      – Отвечаю, дома был! – нервно крикнул Череп, наконец, посмотрев мне в глаза. В его лице читался страх. Я кивнула:

      – Ладно, верю.

      День пролетел незаметно за уроками, а вечером мы втроем с мамой и Натальей Сергеевной сидели на кухне и пили чай с земляничным вареньем. Я напекла блинов, как для дорогой гостьи, нарезала бутербродов – что угодно я готова была сделать, лишь бы она помогла нам приструнить отчима.

      Наталья Сергеевна внимательно выслушала подробности вчерашнего скандала, я еще добавила деталей из предыдущих для полноты картины.

      – Это, конечно, не моя компетенция, – инспектор сочувствовала нам всей душой, – но я поговорю с вашим участковым, может, что-то придумает. Вы же понимаете, что без вашего заявления мы его даже за оскорбление привлечь не можем.

      Я была уверена, что мама не будет писать никаких заявлений, чтобы не выносить сор из избы. Разочарованная, я налила себе чаю и стала жевать бутерброд.

      Разговор зашел о конторах, и Наталья попросила маму выйти. Когда за ней закрылась дверь, Наталья спросила меня, понизив