Роман на лестничной площадке. Мария Ордынцева

концов, мама ушла на кухню, закрыв за собой дверь и оставив меня наедине со своим поражением. А это несомненно было поражение. Мир, еще полчаса назад так уютно существовавший во мне, придававший мне уверенность в завтрашнем дне и собственных силах, сейчас рушился по кусочкам, как стекло под ударом молотка, и осыпался к моим ногам опасными крошками. Трещины на этом стекле расползались все шире, и куски становились все крупнее, становясь все более опасными для меня самой. Я не знала, за что уцепиться, чтобы уцелеть и выбраться из этой бездны, что происходит и в чем причина. За что? За что он так со мной? Что я сделала? Даже не в глаза сказал, а передал через мать. Я что, не была достойна даже объяснения?

      Наконец, сломленная этими мыслями, я упала на кровать и заплакала.

      В дверь позвонили. Я догадывалась, что это Алька, но я не хотела сейчас ее видеть. Поэтому забаррикадировала дверь в свою комнату стулом и села на полу, вытирая рукавами и руками растекшиеся по щекам слезы.

      – Саш! – позвала из коридора Монтана. – Саш! Пусти! Пусти, я прошу! Саш! – и она забарабанила в дверь кулаком.

      Я не ответила, продолжая всхлипывать и пытаться сдержать непослушные слезы.

      – Саша! Саш! Сашка! – доносились из-за двери позывные, но я молча ревела, не зная, что мне дальше делать.

      Повеситься? Из окна выпрыгнуть? Я еще не окончательно сошла с ума. Да и чего я этим добьюсь? Пустить Альку? Зачем? Чтобы слушать ее утешения и рассказы о ее бесконечных разрывах с парнями? Нет-нет, только не это.

      Монтана перестала стучать и спросила у моей мамы, что случилось.

      – Андрей сказал, что не будет с ней ходить, – ответила та с кухни и снова загремела кастрюлями.

      – Вот я так и знала! Вот поэтому он мне никогда не нравился! – возмутилась Алька за дверью. – Саш! Не реви, с ним разберутся. У меня уже сто раз так было: или я брошу, или меня бросят. Я же не реву. Пусти, Саш! Я с целой компанией пацанов дружу. И тебя познакомлю. Хочешь? Они с ним разберутся. Кент разберется. Он сейчас временно главный, пока Крол в отъезде. Он скажет – все сразу окей будет. Надо этого тормоза проучить.

      – Уйди, Алька, отстань, – выдавила я, наконец.

      – Ладно, Саш, сейчас уйду. Я прям к Кенту пойду. Или к Алику. Или к Берту. Короче, все будет хорошо. Только не реви!

      Монтана, наконец, ушла, а я отворила дверь на балкон и перегнулась через перила. Холодный сентябрьский ветер дал мне силу, которой мне не хватало. Высота подо мной заставила отпрянуть и напомнила мне о необходимости уцепиться за жизнь – то единственное, ради чего можно выбраться из любой бездны.

      – Я не реву, – прошептала я сама себе. – Я не реву.

      На следующий день в классе я больше старалась молчать. И на Черепа и Кобру (оба – друзья Сабира) старалась не смотреть.

      Я запретила себе думать о произошедшем и плакать, пока не разберусь во всем, тем более при них. Я должна была понять причину. Я должна была понять, что в расставании с Андреем нет моей вины. Возможно, еще удастся что-то наладить, поговорить и прояснить недопонимание.

      В