Вдова Клико. Первая леди шампанского. Ребекка Розенберг

Его мать, Катрин-Франсуаза, лишь плакала, когда я спрашивала у нее адрес Франсуа. С годами она все больше времени проводила в постели.

      Каждую ночь после отъезда Франсуа я глядела на самую яркую звезду, зная, что она светит и для него. Прижимая руку к сердцу, я думала о нем, надеясь, что в ту минуту он тоже думал обо мне.

      И вот теперь я снимаю шерстинки с его мундира, и мне до смерти хочется расспросить его о тех выпавших из нашей жизни годах, но к нам уже идут наши отцы.

      – Да, Филипп, твое предложение весьма соблазнительное, – говорит папá, поглаживая подбородок.

      – Может, суконная фабрика Понсардена не созрела для такой сложной задачи? – хмуро спрашивает Филипп.

      – Нет-нет, конечно, мы готовы. – Папá жмет ему руку. – Друг мой, я твой должник.

      – Завтра мы обговорим все детали. – Филипп кивает. – Ну, сын, ты готов?

      Они идут к двери, и Головастик снова вот-вот исчезнет из моей жизни.

      Нет, я не отпущу его!

      – Может, сыграем завтра вечером в шахматы? – кричу я вслед ему.

      Он оглядывается, и его улыбка больше походит на усмешку.

      – Ты ведь знаешь, что я всегда позволяю тебе выигрывать, верно?

      – Нет, завтра все будет по-другому, – усмехаюсь я в ответ. Значит, он все помнит.

* * *

      На обратном пути папá уклоняется от моих вопросов о сделке, которую предложил Филипп Клико.

      – Папá, почему вы не хотите мне рассказать? Что, сделка провальная? Как гнилая репа?

      – Нет, скорее как сочный, соблазнительный персик с червяком внутри. – Он нервно смеется. – Но я дам согласие. Тогда я смогу в будущем году прокормить тысячу наших голодных работников. – Тут он снова замолкает.

      – Так в чем же тогда сидит червяк? – допытываюсь я. – Ведь вы много раз говорили мне, что мы всегда должны принимать вместе с хорошим и плохое.

      Он перекладывает вожжи в одну руку, а другую протягивает ко мне и шутливо нажимает мне на нос пальцем. Но в его глазах я вижу беспокойство и вроде слезы.

      – В чем дело, папá?

      Он хмурится и направляет все внимание на дороге. Потом нарушает молчание.

      – В контракте есть коварное условие. Оно смущает. Не знаю, стоит ли мне жертвовать всем.

      – Вы должны подумать о ваших работниках, – напоминаю я. – Конечно, стоит.

      Когда мы огибаем холм и въезжаем в долину Марны, мне обжигает обоняние вонь со свинофермы Сюйонов. Я с отвращением зажимаю нос.

      Папá глядит на новый дом Мелвина с роскошной круговой террасой.

      – Если бы ты жила там, ты бы не чувствовала никакого запаха. Ветер уносит его прочь.

      – Папá, но я жила бы вместе со свиньями. Вы этого хотите для меня?

      Отец тяжело вздыхает.

      – Но что ты сама-то хочешь, mon chou?

      – После того как бабушка отдала мне вот это, – я прикасаюсь к золотому тастевину на шее, – я хочу научиться делать вино.

      Отец недоверчиво фыркает.

      – Ты уверена, что это твое призвание?

      – Выше