Фрейд. Питер Гай

сам Фрейд указывал путь. «Совсем не безразлично и даже важно, – писал он в статье о Гёте, – какие именно подробности детства избежали общей амнезии». Неменьшего внимания заслуживает и поведение взрослого человека. «Всякий, кто умеет видеть и слышать, – гласит знаменитая фраза Фрейда, – знает, что смертные не способны ничего утаить. Кто не проговорится сам, того выдадут дрожащие руки; правда все равно выйдет наружу»[4]. Мысль, которую Фрейд высказал в анализе истерии (история болезни Доры), применима и к нему самому, а не только к субъектам его анализа. На протяжении своей долгой и беспрецедентной карьеры археолога сознания Фрейд разработал целый корпус теорий, эмпирических исследований и терапевтических методов, которые в руках скрупулезных биографов могут раскрыть его желания, тревоги и конфликты, а также довольно большой диапазон мотивов, остававшихся неосознанными, но тем не менее формировавших его жизнь, поэтому я без всяких колебаний использовал открытия и по возможности методы Фрейда, чтобы исследовать его жизнь. Тем не менее я не позволил им монополизировать мое внимание. Будучи историком, я поместил Зигмунда Фрейда и его труды в самом разном контексте: профессия психиатра, которую он ниспроверг и революционизировал, австрийская культура, в которой он был вынужден жить как нерелигиозный еврей и использующий нетрадиционные методы врач, европейское общество, перенесшее за годы его жизни ужасающие травмы войны и тоталитарной диктатуры, а также западная культура в целом, та культура, самосознание которой он до неузнаваемости изменил, причем навсегда.

      Я написал эту книгу не для того, чтобы польстить или осудить, а в попытке понять. В самом тексте я ни с кем не спорю: я занимаю определенную позицию в спорных вопросах, которые продолжают разделять исследователей Фрейда и психоанализа, но не привожу аргументы, которые лежат в основе моих выводов. Для тех читателей, кому интересны противоречия, делающие изучение жизни Фрейда таким увлекательным занятием, я дополнил книгу обширным и обстоятельным библиографическим очерком, который позволит им понять причины занятой мною позиции и найти материалы с изложением конкурирующих точек зрения.

      Один из толкователей Фрейда, с которыми я не согласен, – это сам Фрейд. Возможно, в буквальном смысле слова он был прав, но в сущности вводил в заблуждение, когда называл свою жизнь необыкновенно тихой и бессодержательной, которая будет сведена к «нескольким датам». И действительно, на первый взгляд жизнь Зигмунда Фрейда кажется точно такой же, как у многих других высокообразованных, интеллигентных практикующих врачей XIX века: родился, учился, путешествовал, женился, практиковал, читал лекции, публиковался, дискутировал, старел, умер. Однако его захватывающая внутренняя драма способна привлечь пристальное внимание любого биографа. В знаменитом письме своему другу Флиссу, которое я уже цитировал, Фрейд называет себя конкистадором. Эта книга – история его завоеваний. Как впоследствии

4

 Здесь и далее цитаты из «Фрагмента анализа одного случая истерии» даны в переводе С. Панкова. (Фрейд З. Собрание сочинений в 26 томах. Восточно-Европейский институт психоанализа.)