– Ржавая паскуда! – не удержалась она и тотчас прикрыла рот ладошкой.
Это было лишним. Иногда Мэйвис становилось не по себе от собственных помыслов. Она хотела быть леди, брала пример с принцессы, но в глубине души не чувствовала того благородства, которым обладала по праву рождения. Покинув родной Ларан, она растеряла друзей и перестала выходить в свет. Самая большая честь, на какую могла рассчитывать женщина в этой дыре – ужин в ратуше или почетная трибуна на деревенском турнире.
Отложив перо, Мэйвис долго думала, о том, что написать Орвальду и какую клевету вложить в уста беглой крестьянки, дабы Лендлорд хоть немного пошевелился. Под конец она так себя извела, что у нее вновь заболел живот. Полежав на кровати, Мэйвис хотела вернуться к письму, но скрип двери спас он пустой затеи.
В покои вошел граф Вассертрум.
– Тебе плохо, дочь моя? – спросил отец, сложив руки за спиной. – Мне позвать Грету?
– Нет, господин. Я утомилась после прогулки.
– Тогда не вставай.
Он поднял лежавший на полу плащ, и направился было к окну, но остановился на полпути. Взгляд гильддепа обратился на столик с чернильницей.
– Садовник сказал, что нашу ограду хотели сломать. Странным образом… – Его изувеченное лицо скрывала полупрозрачная ткань балдахина. – Торес клянется, что прутья пытались раздвинуть голыми руками. Это какой такой тролль забрался в верхний предел?
Мэйвис почувствовала, как тело сковывает холод. Отец выглянул из-за ширмы. Левый глаз под смятой скулой был слегка прищурен.
– Мэйвис, что я говорил про руковёртство?
– Простите, господин.
– В прошлый раз твои фокусы обошлись мне в сто тысяч. Если ты и здесь вывернешь кому-то пальцы, нам придется вернуться домой.
От одной только мысли о поместье близ Ларана она едва не закричала. Может, и впрямь сорвать пару крыш? Тогда отец точно заберет ее из этого мерзкого городишки, а потом перестанет разговаривать или выдаст замуж за какого-нибудь одичалого лорда-чародея. Только такой бандит согласится взять в жены девчонку, способную двигать предметы взмахом руки и без зазрений совести ломать людям конечности.
– Дочь моя, тебе скоро исполнится четырнадцать. Ты уже давно не ребенок. Придет время, и ты займешь мое место.
– Я стараюсь, господин.
– Наша семья велика, но в ней не осталось достойных наследников. Твой дядя Берналь оставил жене двух дочерей. Мой братец Рамирез из Версиса схоронил сына год назад.