Русалочка. Георгий Викторович Протопопов

об этом более внятно. Впрочем, повторюсь, это не было любовью, как я ее понимаю. Знаете, той единственной, всеобъемлющей и огромной. Нет. Потому что я не видел ее рядом с собой ни в одном из вариантов своего неведомого будущего. Мы были из разных миров, и это было другое. Более темное и более нетерпеливое.

      Страсть разгоралась во мне, и этот огонь было уже не потушить. Я не знал, заметно ли что-либо по моему виду, и никак не мог угадать, что таится в ее спокойном, безмятежном взгляде, что тоже не способствовало моему душевному равновесию.

      – Ух, дела сами не делаются, прав дядя Леша, – сказала Алиса. Она вошла в дом. Я – следом.

      7

      – Принеси еще воды, – сказала Алиса, выплескивая грязную воду прямо на сорняки во дворе.

      Я послушно взял ведра и в очередной раз пошел, почти побежал к дому бабы Лены, вернее, к ее колодцу.

      За последние пару-тройку часов мы с Алисой, кажется, нашли общий язык. Она оказалась общительной и разговорчивой еще похлеще своей бабушки. И много смеялась, потому что обаяние и остроумие я включил на полную. Конечно, мое дикое, изводящее желание никуда не пропало, и я все время поглядывал на нее с жадностью, например, когда она мыла пол, но мне удалось немного задвинуть свою страсть ради приличия и простого общения. И вот тогда пропали злость и скованность, и оказалось, что с Алисой удивительно легко. Занимаясь делом, мы беседовали как старые близкие друзья. Не таким другом я хотел ей быть, но пока наслаждался и этим. Да, мне хотелось махнуть рукой на все рамки и впиться в ее пухлые от природы губы, целовать ее румяные щеки и курносый носик, схватить ее за пышную грудь, развести ее крепкие бедра и так далее, но в целом эти побуждения глухо ворочались где-то в моей голове и почти не мешали общению.

      «Не сейчас, – говорил я себе. – Иначе я все испорчу».

      Выходит, у меня уже тогда имелись какие-то неоформленные планы.

      В один момент мне подумалось, что это могло бы быть первым свиданием. Мы как бы притирались, как бы обнюхивали друг друга, знакомясь.

      Алиса желала знать обо мне больше подробностей, чем я поведал за столом, и это с одной стороны было приятно, с другой же, мне не особенно хотелось изливать душу, тем более, я старался не забывать, что я вообще-то художник, и это делало мой рассказ донельзя фальшивым, пускай об этом знал только я. То есть, рассказывая о себе, я постоянно чувствовал некоторый дискомфорт. Ох, и дернул же меня черт ляпнуть про себя такое!

      В свою очередь Алиса говорила о себе достаточно открыто и просто, и все, что касалось ее жизни, было мне, само собой, весьма интересно. Например, я узнал, что ей только девятнадцать, а замужем она уже чуть более года. «Он позвал, а я пошла». Детьми еще не обзавелись, но жили хорошо, не знаю, как там насчет любви (что-то такое в ее словах меня зацепило и даже вызвало какое-то злорадное, мрачное удовлетворение), но жили хорошо. «Гриша послушный и добрый».

      Ах, да, Гриша. Был же еще Гриша.

      Скажу так: кое-каких принципов у меня в ту пору не было. От слова совсем. И вообще, эта история