Закованные в броню. Элена Томсетт

Ягайло тоже не поляк! – а затем, скорее для себя, чем для своих людей, с сарказмом заметил: – Отец молодого князя Острожского, князь Наримант Ольгердович, младший брат Ягайло, наместник Новгорода и Пскова, был убит во время междоусобицы в Литве. После чего его мать, полячка, урожденная княгиня Острожская, замечательная, кстати, женщина, царство ей небесное! увезла сына в Польшу ко двору короля. И не смотрите на меня так, Радзивилл! – сердито сказал он. – Все прекрасно осведомлены, что это именно я убил несчастных Нариманта и Свидригайлу, у меня просто не было другого выхода. В конце концов, Ягайло тоже не всегда был святым, как сейчас: в свое время, если мне не изменяет память, именно он распорядился убить моего отца, доблестного князя Кейстута! Что касается этого умненького мальчика, сына Нариманта, то его взяла под свое крылышко королева Ядвига, кроме того, он оказался действительно умен. Он воевал со мной на Ворскле и остался жив, несмотря на то, что большинство поляков, доблестных и благородных, славных своими подвигами на турнирах, а не на войне, сложили головы в Крымском походе. Теперь он снова при дворе Ягайлы, и тот весьма благосклонен к нему, но я хочу, чтобы он вернулся ко мне в Литву. Чем вы опять недовольны, Доманский?

      – Но, князь! – попробовал возразить молодой литвин.

      – Да, я прекрасно знаю, что вы хотите сказать! – брюзгливо заметил Витовт. – После Ворсклы молодой князь Острожский заявил, что не вернется в Литву. Вы ведь, кажется, с ним лично знакомы, не правда ли? Это именно он, ваш, кстати, ровесник, если мне не изменяет память, вытягивал вас с Раздивиллом, мокрых и трясущихся от страха, за уши из Днепра, когда нам на пятки наступали башибузуки Тимур-Кутлука? А сейчас Ягайла отдал ему в распоряжение что-то в виде военной разведки. Парень не дурак, он улыбается крестоносцам, но при случае довольно успешно дает рыцарям по рукам. Поэтому он мне и нужен. Я, знаете ли, секретарей, на манер его королевского величества, не держу! Мне нужны воины, а не…

      Великий князь запнулся, подбирая нужные слова, но так и не нашел на его взгляд достаточно хлесткого и полностью отражающего суть вещей выражения. Махнув рукой на словесные фокусы, он сердито подкрутил усы, тронул шенкелями бока коня и двинулся навстречу королю.

      Молодые литвины выразительно переглянулись за его спиной.

      – Это про нас с тобой, – подмигнул Доманскому Радзивилл.

      – Хорошо, хоть не обозвал, – со вздохом отвечал ему пан Донатас. – До конца дней своих буду вспоминать тот день, когда Корибут попросту выкинул нас на берег Днепра, как тонувших котят.

      – Меня, в частности, он назвал мокрой курицей, – подчеркнуто сокрушенно заявил Радзивилл, усмехаясь.

      Литвины и поляки съехались.

      Король Владислав Ягайло, грузный, немного хмурый на вид, набычившись, смотрел на брата. Ему было 56 лет. Карие, несколько водянистые, глаза его светились мягким приглушенным светом. Он был опрятен, аскетически суров в одежде и в речах, очень набожен,