Вначале было…. Владимир Макарченко

Здоров поспать!

      Вышата, сам того не ожидая, легко вскочил на ноги и потянулся. Далекая боль в левом плече напомнила о стреле. Он огляделся. Глубокая пещера была оборудована двумя лежанками из зеленых еловых лап, аккуратно уложенных в ровные стопки и прикрытых толстым слоем сухого мха. Стены неровным сводом сходились в потолке. На них тоже отдельными полянками примостился мох. «Коли бы, отец попытался выпрямиться во весь рост, наверняка бы шишку набил!» Что-то кольнуло в груди и горькие слезы саамы вырвались наружу. Парнишка зарыдал.

      – Теперь поплачь. Теперь можно. – Дозор ласково гладил по голове. Со слезами и горечь выходит. Поплачь.

      Когда Вышата успокоился, старец позвал его наружу. Ноги окунулись в мягкий ковер травы. Шагая следом за Дозором, Вышата оказался на обрывистом берегу довольно широкого ручья. Он бросил взгляд назад, на покинутое жилище. Поляна, завершившаяся обрывистым берегом, с обратной стороны была отделена от мира высоким холмом, густо поросшим дубами. В подножье холма врос громадный ветвистый дуб с раздвоенным стволом. Толстенные корневища, которым, видно, стало мало места в земле, громадными змеями выползли наружу. В основании дуба зияло большое дупло, образовавшее естественный ход в пещеру, которую они только что покинули.

      И тут память выдала знакомую картинку.

      *****

      Прошлым летом, когда забрели они с отцом далеко в лес в поисках свежих следов, видел он дуб подобный этому. Не могло в лесу быть другого такого великана. Хотел тогда поближе к могучему дереву подойти, но отец не допустил.

      – Запретен нам ход туда. Путь не всякому открывается. Может, побываешь. Мокоша там живет. К ее жилищу зазря приближаться недопустимо. – Разъяснил отец.

      Вышата знал: Мокоша – Великая Хозяйка Лесная. Ее чтили все лесовики. Благодарили за удачи. Ссылались на нее при неудачах. Для нее всегда отдельную снедь при трапезах ставили, а затем сжигали в огне домашнего очага, чтоб добра была.

      – Позволь, хотя поближе приступить. – Пытался уговорить отца.

      – Сказал уже свое решение. Огорчим Мокошу, большого лиха хлебнем.

      Теперь же, вона! Не только глядел, но и спасение нашел в жилище ее. Может встретить доведется! Будет, чем похвастать.

      – Выбрось мысли эти. Ни одна душа знать не должна о том, что побывал здесь. Запомни и слово дай!

      – Добро… Так и будет.

      – Много увидишь, много узнаешь. Память твоя все хранить будет. О том – никому! Запомни. Слово дал. А слово воя неколебимо.

      – Какой я вой? Подранок…

      – Раны заживают. Не шипом куста укололся. Чужая стрела ядовитая рану нанесла. Пройдет. Раны воя красят. А тебе воинские дела наперед прописаны. О том еще потолкуем, как время придет.

      Старец пригладил вихры Вышаты и закончил речь, улыбаясь недоумению начертанному на лице мальца.

      – Вот и Побратимка прибежал. Вона, как твоему оздоровлению рад!

      Глянул бы кто со стороны! Глазам бы своим не поверил. Громадный матерый волк с широкой черной полосой вздыбленных на хребте в ложной