Время последних песен. Леонид Зайцев

до остальных им было дело, как до букашек, на которых случайно наступаешь, просто идя по дороге.

      А потом её бросили. Не-то чтобы совсем. Хозяева приказали отыскать во вселенной нас. Что весьма затруднительно, учитывая её многогранность. А ещё многослойность и многовекторность. И она обиженная в лучших чувствах всё-таки искала нас, пожирая всё новые экипажи ради своего существования. Искала, ибо не могла ослушаться хозяев, способных одним движением мысли уничтожить и её, и приплод. И таки нашла. Нашла обоих. Вот осталось понять: ради какой цели?

      – Она не скажет, – усмехнулся Граф.

      – Не имеет возможности, – поддержал его я фразой из известного теперь уж только мне кинофильма.

      – Или ей что-то очень сильное пообещали, – предположил Евграфий.

      – Что ей можно пообещать? – Удивился я. – Освобождение? Больше не быть боевым кораблём? Снова стать ящеркой на жаркой планете?

      Вы бы видели лицо Евграфия! Я всё понял и отвернулся.

      – А давай-таки посетим волхов, – предложил я спокойным голосом.

      Буря взаимного непонимания отгрохотала. Снова я чувствовал себя самим собой. Но чувствовал с некоторыми поправками. Чувство виртуальности происходящего пропало. Но вот провалы в памяти оставались. Промежуток времени между орбитальной станцией и живым кораблём в двести тысяч лет продолжал оставаться для меня тёмным пятном.

      – Теперь ты понял, от чего я не пойду с тобой? – Спросил Евграфий, как-то незаметно перескочив на «ты».

      Я понял.

      – Капитан тонет со своим кораблём!

      – Воистину! – Улыбнулось мне то, во что превратился человек на той планете за миллионы лет существования. – Хотя мы пока ещё не тонем.

      Но что же это за траектория, и куда она ведёт меня?

      Я попытался сложить пазл своего существования с момента рождения и до старта на космическую станцию. И он не сложился. Слишком многих деталей не хватало.

      Напрочь я не помнил начала своей жизни. Этого многие не помнят. Но детство-то у меня должно было быть. И уж совершенно не помнил её продолжения до старта на станцию, и до сумасшедшего боя, из которого меня вытащили. И опять провал. Как я вообще оказался в этом бою? И дальше плен в чреве живого звездолёта. Очень вероятно, что именно сейчас это были не мои воспоминания. Они принадлежали кому-то другому. Тому самому сбитому пилоту, а не мне – простому космонавту.

      Капитан Евграфий не полетит со мной. Ибо лишь он (в отсутствие меня) способен контролировать нашу Ящерку.

      Очень постепенно я начинал осознавать взаимосвязь событий.

      Кстати, Корабль мне выдала самую умную и скоростную свою дочь для полёта к Станции волхов. Девочка была молода, резва, и всегда голодна. Чтобы мне войти, ей пришлось проглотить меня. Запрет на переваривание столь ценной биомассы сильно её расстроил. А мама ещё и напутствовала:

      – Сделай наш мир лучше, – попросила она.

      – Освободить тебя от рабства? – Спросил я, не особо понимая, как бы я это мог сделать. Моей зарплаты хватит разве что на ящик контрабандного виски.

      – Нет.

      – Тогда как?

      Мы подлетали