Откровенные романы. Григорий Жадько

обменялись взглядами. Она была слегка расстроена и почти не скрывала этого, но приличия были превыше всего. Другого – от замужней женщины, я и не ожидал.

      – Может дать вам прессу: свежая, но я почти прочитал ее, только объявления остались? – добавил я, оставляя надежду на перемены в ее настроении.

      – Что ж! Как закончите и их – приносите, я не откажусь, – выпалила она скороговоркой и, покраснев, быстро, как ветер, удалилась к себе.

      – Ого! Неожиданный поворот! – Сказал я себе и, достав из портфеля, бросил в рот кусочек мускатного ореха для освежения дыхания. Так я и стоял не присев больше ни на секунду, держась за хромированный поручень и глядя нетерпеливо в окно. Выждав минут десять, я собрал газеты, аккуратно свернул их в трубочку и, напустив нарочито небрежный вид, отправился в соседнее купе.

      – Merci. Vous êtes très bons mon monsieur, – поблагодарила она, стараясь не улыбнуться при этом.

      У нее был превосходный французский, четкое произношение и особый прононс, что достигается долгими упражнениями.

      – Это совершенно ничего не стоит для меня Мария Александровна. Прочитанные газеты? О чем вы говорите?

      – Pouvez m’appeler Masha.

      – Хорошо, договорились, буду называть вас Маша. Но я не так хорошо знаю французский как вы. Мы технари. Наше дело чертежи, железки и еще много скучных вещей, о которых неудобно говорить в обществе милой дамы.

      – Это я понимаю. Оружейный завод! Наверно это страшно и опасно порой!?

      Мне ее слова показались приятными. Мужчины все одинаковы. Внутри поднялась волна своей исключительности и величия.

      – Ну, не стоит преувеличивать. Все бывает, конечно, – уточнил я немного вальяжно и снисходительно.

      – Как вы думаете, война будет? Все об этом говорят! Вот давеча читала: «Ангел мира в опасности!?»

      – Помилуйте! Это выдумки газетных писак, – заключил я убежденно.– Сейчас общество достигло такой стадии развития, что все прекрасно понимают, к чему это может привести. Страшное оружие в изобилии наделано во всех странах. Массовое уничтожение: победителей по большому счету не будет. Ну не самоубийцы же мы!? Цивилизованная Европа на это никогда не решится!

      – Значит, вся эта шумиха, что бы поднять тиражи газет? – усомнилась моя юная попутчица, почти расставшись со своей прежней застенчивостью.

      – Ну не совсем. Иначе бы мне не пришлось ехать на оружейный завод, – многозначительно заключил я.

      – Срочное дело?

      – Командировка. Надо помочь. Секретное производство.

      – Это тайна? – осведомилась барышня.

      – Государственная. Российской империи, – заверил я ее, – но об этом лучше не распространяться.

      – Вот видите! – она посмотрела на меня чуть восторженно.– Значит, вам доверяют. А мне ничего нельзя сказать. Я болтушка!

      Маша встала, подошла к окну и замолчала. Показались низкие черные строения.

      – Какая-то станция? – поинтересовалась она, показывая кивком головы.

      – Это Раздельная. Помилуйте, … нет, это Лахта., – поправился я. – Обычно поезд здесь