Я иду искать. Андрей Балабаев

Война, применение биологического оружия и массовое вымирание человеческой популяции – мрачный, но вполне реальный сюжет. Отсюда же – почти суеверное нежелание Айцца притрагиваться руками к незнакомым вещам. Оставался вопрос трупов, но тут могли быть варианты – вплоть до работы команд по утилизации. Скорее всего, применённое оружие имело отложенный эффект или долгий инкубационный период и оставило в психике выживших борозды такой глубины, что само упоминание о нём теперь являлось чем-то вроде табу. Если гипотеза окажется верной, миссию можно будет считать закрытой и неудачной: что ещё найдёшь в мире, уничтоженном глобальной войной? Разве что смертельный возбудитель на свою голову. Уровень обычных технологий был уже вполне ясен и не представлял особого интереса. Конечно, всегда оставались шансы, что выводы ошибочны, а под поверхностью очевидного скрывается нечто невероятное, но Ур по собственному опыту знал, что «невероятное» обычно означает «невероятно паскудное», а ошибиться куда проще в позитивных оценках происходящего. Негативные прогнозы удавались ему отлично.

      – Айцц, ты боишься… гм… чего-то конкретного? – поинтересовался Ур, взвешивая в руках карабин. – Часто этой штукой приходится пользоваться?

      – Когда как. Иногда приходится, а бывает, что и пуля не помогает. Всякое случается, если по старым местам бродить. Может, пронесёт, – выговаривал старик, глядя на язычки пламени, – а может – не пронесёт. Я давно здесь хожу, пока проносило. А однажды и меня не дождутся. И что? Всё равно от меня каждый шарахается, кроме неё. Ружьё вот жалко – так и сгину с ним вместе. Надо отдать уже, и дело с концом.

      – Кому отдать?

      – Да внучке моей. Она ведь тоже в меня пошла – на месте не сидит, с Маркутт лается…

      «Ружьё, выходит – ценная вещь. А отвечает он всё так же уклончиво… Надо всё же взглянуть на его общину, может быть, что-то интересное почерпну. Времени полно, уровень опасности – незначительный. Но осторожно, никогда не знаешь, в каком качестве ты попадёшь на чужой обед – дорогим гостем или не менее дорогим блюдом.»

      В костёр легла новая досточка, и огонь принялся вылизывать угощение. Смеркалось рано, как и положено поздней осенью, а у старика, похоже, никаких источников света с собою не было – вот и сидел он перед костром, задумчиво рассматривая его багровое чрево. Очаг располагался ближе к дверному проёму, будто отгораживая людей от затаившейся тьмы: Айцц регулярно подкармливал его, больше по желанию, чем из нужды, и временами поджигал отдельные щепки, словно ребёнок.

      – Любишь смотреть в огонь? – спросил Ур, который и сам любил. – Или он для чего-то нужен?

      – Если любишь – значит, он для того и нужен, – философски заметил Айцц. – Но и польза от него есть: с костром человек не пропадёт.

      «Интересно, это фигура речи такая, или в самом деле можно пропасть? Знание языка у нас с вычислителем сейчас на уровне идиотов, которым всё, что глубже буквального смысла фразы – недоступное для понимания колдовство. Надо спрашивать.»

      – Ты имеешь в виду что-то конкретное? Нам сейчас угрожает опасность?

      – Жить