Сильнее ветра 2. Горизонт свободы. Лия Аструм

знакомая усмешка скривила губы. – Ты берёшь у меня интервью?

      – Нет. Просто хочу знать, насколько ты в порядке.

      – Я в порядке. А ты?

      Молчаливая борьба взглядов.

      «Расскажи, я выслушаю каждое слово».

      «Я не уверена, что хочу поделиться с тобой».

      «Хочешь».

      «Нет… Ты прав. – Полное поражение. – Очень хочу».

      Откинувшись на твёрдую спинку скамьи, я скрестила руки на животе, замечая на большом пальце с остатками красного лака неудобно вылезший заусениц.

      – Доктор говорит, что у меня нет шизофрении… – начала я с самого главного, из стороны в сторону двигая ногтем мешающий кусочек кожи.

       А дальше слова принялись выпрыгивать изо рта сами собой, словно участвовали в соревнованиях и пытались опередить друг друга. Я говорила и говорила, иногда забывая потратиться на вдох. И после этого упущения неизменно со свистом выдыхала, ловя губами невидимый ингредиент для функционирования организма.

      Я поведала ему всё, что сегодня узнала от Леона Кауфмана. Почему-то мне хотелось рассказать ему каждую деталь. Каждую мелочь. Я не упустила даже сравнение с воздушным шаром.

      И он понял. Он всё понял.

      А потом поняла я.

      Эйден стал пропадать, когда появился Максвелл. И чем больше моего времени и внимания забирал чемпион, тем слабее становился мой воображаемый друг.

      Я отчаянно хотела верить, что все ещё небезнадёжна. Отчаянно хотела убедить в своей вменяемости не только себя, но и его. И, разглядывая максимально сосредоточенное мужское лицо чемпиона, чувствовала невероятный прилив сил. Чувствовала, что поступаю верно. Он с запредельной внимательностью слушал мой рассказ и лишь изредка вставлял уточняющие вопросы.

      – … я пока не знаю, как отнестись ко всей этой информации, но самого страшного диагноза нет.

      – Я рад.

      – Рад? – улыбнувшись краешком губ, я намеренно повторила вопрос. Как тогда у бассейна.

      Максвелл уловил нужную волну и подыграл:

      – Да, я рад, что у тебя нет шизофрении. Это отличная новость.

      – Ты был рад, что я не шлюха, теперь ты рад, что не я шизофренична. Что дальше? Будешь радоваться, что я не убиваю по четвергам младенцев?

      – Меня сложно напугать. Но шизофреничная шлюха звучит и впрямь опасно, – с нескрываемой иронией в голосе отметил Уайт, и я залипла на его лице, вглядываясь в короткие, разбегающиеся по отёчной синеве весёлые морщинки.

      Повисли молчаливые секунды, за которые между нами словно натянули незримые нити. Тугие, беззвучно громкие. Их хотелось упрочнить и вместе с тем порвать. И я, не выдержав этой двойственности, первая увела взгляд.

      Смотреть на безобидное насекомое – безопаснее.

      – Ты когда-нибудь терял человека, которого безумно любил? – Вопрос вырвался непроизвольно. Я не планировала его задавать.

      Щека стала теплеть от изучающего взгляда со стороны.

      – Терял.

      Жена Максвелл была жива. Значит, он любил кого-то другого? Кого? Может, маму? Почему-то