Страж мертвеца. Амброз Бирс

не нюхивал, рисовал в воображении толпы врага, заполонившие лес, и выстрел Грейрока облек в реальность эти воображаемые полчища.

      Пальнув в темноту, все стремглав кинулись в лагерь – все, кроме Грейрока, который понятия не имел, где тот находится. Когда выяснилось, что враг так и не собрался наступать, растревоженные солдаты снова разделись и отправились спать, а дозорных предусмотрительно расставили по местам, выяснилось, что наш рядовой не дрогнул перед лицом врага. Его храбрость удостоилась похвалы от офицера караула, который сказал, что Грейрок единственный из всего наряда обладает редкими моральными качествами человека, «способного поставить на уши преисподнюю».

      После инцидента Грейрок отправился искать тело чужака, в которого стрелял, и, как подсказывало ему чутье стрелка, попал. Он принадлежал к тому типу прирожденных стрелков, которые стреляют, не целясь и опираясь лишь на интуитивное чувство направления, и ночью их меткость не хуже, чем днем. Добрую половину своих двадцати четырех лет Грейрок был грозой всех тиров в трех окрестных городах.

      Когда поиск не дал результатов, рядовому хватило благоразумия умолчать об этом, и тогда его командир и боевые товарищи посчитали, будто он остался на посту, поскольку не увидел перед собой ничего подозрительного. Это принесло ему заметное облегчение – в любом случае «отличился» он тем, что единственный из всех не сбежал.

      Однако рядового Грейрока не удовлетворили результаты поиска, и на следующий день он попросил разрешения выйти за линию часовых, каковое генерал охотно ему дал в счет проявленной накануне отваги. Рядовой отправился на свой пост, сказал часовому, что потерял кое-что (не сильно погрешив против истины), и возобновил поиски человека, которого он предположительно застрелил и теперь надеялся выследить по следам крови.

      Но и днем удача не сопутствовала ему: прочесав обширный участок леса и дерзко проникнув на территорию противника, он сдался, уселся у корней большой сосны, где его и застало начало нашей истории, и погрузился в разочарованное раздумье.

      Разочарование Грейрока происходило не от гнева жестокой натуры, упустившей жертву своего кровавого деяния. В больших честных глазах, тонко сжатых губах и на широком лбу молодого человека читались совсем другие переживания, как и прямота, чувствительность, смелость и разумность, свойственные его характеру.

      «Я расстроен, – говорил он себе, сидя в золотой дымке, окутавшей подножие деревьев, подобно водам призрачного моря, – расстроен тем, что не могу найти тело человека, павшего от моей руки! Неужели я, исполняя долг часового, желаю при этом непременно отнять человеческую жизнь? Зачем мне это? Если нам и угрожала опасность, мой выстрел предотвратил ее; именно это от меня и требовалось. Нет, я действительно рад, что ни одна жизнь не была погублена без нужды. Но я поставил себя в двусмысленное положение. Я удостоился похвалы начальства и зависти товарищей. По всему лагерю носятся слухи о моей отваге. Это несправедливо: