Карп, который мечтал стать драконом. А. Эмбер

ещё больше. Та поняла, что он заметил, куда она смотрит, и поспешно отвернулась.

      Юкия молчала, когда Сойку с наигранной ласковостью пригласила её присесть с ними. Молчала она и тогда, когда служанка наливала ей чай. Руки девушки дрожали: Катаси увидел это, когда красавица принимала чашку.

      Сойку, казалось, вовсе перестала замечать племянницу, стоило ей лишь сесть на указанное место. Всё её внимание было направлено на Катаси. Она говорила о поэзии, затем о романе «Повесть о Гэндзи», который минувшим летом стал популярен в столице. Юноша поддерживал разговор отстранённо, без должного внимания, хотя прежде (когда они были с Сойку вдвоём) с оживлением обсуждал книги, которые читал. Он никак не мог придумать, как вовлечь в разговор Юкию, да ещё так, чтобы это выглядело прилично. Девушка же совершенно не собиралась упрощать его задачу. Она, почти неподвижная, даже не смотрела в их сторону. Чай в руках её медленно остывал.

      – Ты, должно быть, устал сегодня, дорогой мой гость, – сказала Сойку. – Прежде наши беседы увлекали тебя куда больше.

      Её взгляд всего на мгновение метнулся в сторону притихшей племянницы, и девушка, точно почувствовала её обжигающее внимание, едва заметно вздрогнула.

      Катаси, пойманный с поличным, вспомнил о веере. Обрадовавшись, что он может сгладить неловкость, он достал вещицу и протянул её хозяйке.

      – Ваш веер готов, госпожа, – сказал он. – На нём порхают алые бабочки, которые, смею надеяться, порадуют вас.

      Сойку не спешила принимать протянутый веер, но улыбнулась обворожительно. Тонкая бровь её взлетела вверх. Катаси раскрыл веер и взмахнул им.

      Юкия удивлённо ахнула. Едва слышно, но этого хватило, чтобы привлечь внимание. Девушка смотрела на веер с неподдельным изумлением.

      Бедняжка: неужели жизнь в глуши сделала её настолько непритязательной, что простой, хоть и мастерски расписанный веер так удивил её?

      Сойку рассмеялась и протянула обе руки, чтобы с почтением принять подарок. Да какой это был подарок? Катаси отругал себя за тщеславие: её же вещица, пусть и преображённая его рукой, едва ли могла считаться таковым.

      Сойку покрутила веер в руках. Взмахнула им раз и другой, полюбовалась сперва алыми бабочками и цветами, затем пожеланиями благополучия[9], которые Катаси изящным почерком изобразил на обратной стороне полотна.

      – Тебе и впрямь удалось меня порадовать, Катаси, – сказала Сойку.

      Довольство, пропитавшее звук её голоса, сделало его томным и глубоким. Она посмотрела на племянницу. Ухмылка исказила нежные черты её лица.

      – Тебе даже удалось выманить мою дорогую племянницу из своего панциря, жаль, что ненадолго. Не будем к ней слишком строги: то, что она спустилась сегодня в сад, уже замечательно!

      Девушка смутилась и вновь опустила взгляд. Подвески её заколок звякнули жалобно. Катаси вновь почудилось, что нежность в голосе Сойку была поддельной, наигранной, искусственной… Неужели она недовольна тем, что ей навязали

9

В традиционной японской живописи надписи часто являются элементом художественной композиции. Поэтому художники нередко являлись ещё и поэтами.