Твое имя. Эстер И

отношений достигли такой амплитуды, что за один только час он испытывал то желание жениться на ней, то чувство тошноты от звука своего имени из ее уст.

      Однажды, во время расставания, он допустил ошибку, начав предложение словами «А вот мне кажется…», и она сорвала очки с его лица, бросила их на землю и раздавила ботинком. Всякий раз, когда Мастерсон говорил, что не любит ее, она убеждала его в обратном. И тогда он понимал, что действительно любит. Если большинство людей искали кого-то, кого можно было бы полюбить, то она, словно сборщик налогов, искала тех, кто не смог полюбить ее, и заставляла их расплачиваться.

      Лиз рассказывала про свои любимые здания в Гейдельберге. Она водила руками в воздухе, изображая их силуэты. Я представила, как ее клетки ударяются о стены этих зданий во время драк, но все же я надеялась, что это происходило в основном от занятий любовью, – и затем изумилась, что она стоит передо мной целой и невредимой.

      – Твои клетки умрут тоже в Гейдельберге? – спросила я.

      – Надеюсь, – сказала она. – Там находится наше семейное кладбище. Где ты умрешь?

      – Я не знаю, – покачала головой я.

      Лиз встала и подошла к прямоугольному зеркалу. Она внимательно посмотрела на Мастерсона поверх плеча своего отражения, затем отвернулась. Ее взгляд выражал спокойное согласие. Мои глаза не отрывались от стакана с пивом, который Мастерсон, стоявший вдалеке, опустил на деревянный столик рядом с собой. Он сделал этот стол сам, воодушевленный своим новым планом, согласно которому мы должны были съехаться. Однажды я положила на него карандаш и наблюдала, как он перекатывается с одного края на другой и падает. Будто наши будущие ужины с грохотом падали на пол; я надеялась, что он просто хочет морить меня голодом, чтобы другим досталось меньше. Мастерсон уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но затылок Лиз скользнул в кадр и заслонил от меня его лицо.

      Я хотела немедленно уступить. Я больше верила в чувства Лиз к Мастерсону, чем в свои собственные. Она знала, чего хочет, и у нее это даже было раньше. Когда она снова это получит, то будет счастлива.

      Я встала с кресла и попыталась разглядеть Мастерсона в зеркале, но теперь мне мешало мое собственное отражение, которое – к моему шоку – было немного похоже на Муна. Раньше я никогда не замечала этого сходства. Это было поразительно. Мы объективно были похожи. Особенно глаза и губы; пухлость губ наводит на мысль о чрезмерной чувственности, как будто они слишком много пробовали на вкус, глубина глаз поражает, как будто они слишком много разглядывали. И мои черные блестящие волосы, похожие на шлем. Но я была подделкой во всех отношениях. Мун был красив не из-за какой-то конкретной физической особенности. Между всеми частями его лица существовала трепетная метафизическая гармония. Мне не хватало такого. Если его красота сияла на весь мир, то моя была обычной, ее замечали только находящиеся рядом люди.

      После вечеринки я размяла остатки торта рукой. Сливочный крем тоскливо хлюпнул под моей ладонью. Мастерсон все еще сидел на подоконнике. Затем выпрямил ноги, развел их в стороны и потянулся ко мне. Я встала между