Мемуары гейши. Артур Голден

в сторону лестничной клетки. Она громко кричала на меня, а я одновременно орала от боли, пожалуй, еще громче, чем она. И неудивительно, что мы многих разбудили на нашей улице.

      Дотащив меня до лестницы, Хацумомо постучала в дверь комнаты Мамы и позвала ее. Очень быстро появилась сердитая Мама, завязывая на ходу пояс.

      – Что с вами случилось? – спросила она.

      – Мои украшения! – сказала Хацумомо. – Эта идиотка…

      Тут она принялась избивать меня. Мне ничего не оставалось, как свернуться калачиком на полу и кричать ей, чтобы она прекратила. Маме и вышедшей на лестничную клетку Анти как-то удалось ее усмирить.

      – О Мама, – вздохнула Хацумомо, – когда я возвращалась сегодня вечером домой, то в конце аллеи я увидела Чио, разговаривающую с незнакомцем. Я подумала, что ошиблась, ведь она сейчас не имеет права выходить из окейи. Но у себя в комнате на видном месте я обнаружила распотрошенную коробку с моими драгоценностями. Я выбежала на улицу и увидела, как Чио что-то передавала мужчине. Она попыталась вырваться, но я ее поймала.

      Мама не проронила ни слова и не сводила с меня глаз.

      – Мужчина ушел, – продолжала Хацумомо, – но Чио, видимо, продала драгоценности и получила от него деньги. Она, я думаю, собирается бежать из окейи… Это ее благодарность нам за все хорошее, сделанное для нее.

      – Хорошо, Хацумомо, – сказала Мама. – Достаточно. Иди с Анти к себе в комнату и посмотрите, что исчезло.

      Когда я осталась наедине с Мамой, я посмотрела на нее, продолжая лежать на полу, и прошептала:

      – Мама, это неправда… Хацумомо была в комнате прислуги со своим любовником. Он ее чем-то огорчил, и она вымещает свою злость на мне. Я ничего у нее не брала.

      Мама ничего не ответила, я не уверена даже, расслышала ли она мои слова. Вскоре появилась Хацумомо и сказала, что пропала брошь для украшения пояса.

      – Моя изумрудная брошь, Мама, – произнесла она и заплакала, как хорошая актриса. – Она продала мою изумрудную брошь этому ужасному мужику. Мою брошь! Кто дал ей право воровать чужие вещи?

      Однажды, в возрасте шести лет или около того, я увидела, как в углу нашего дома паук плетет паутину. Он еще не окончил свою работу, когда комар упал прямо в сеть и застрял в ней. Сначала паук не обращал внимания на комара, но, едва окончив свою работу, набросился на него и задушил. Сейчас, сидя на деревянном полу в окейе, я ощущала себя в паутине, сплетенной для меня Хацумомо. Я не могла объяснить происхождение наличных денег, оказавшихся у меня за поясом. Когда Хацумомо вынула деньги, Мама взяла их у нее из рук и пересчитала.

      – Ты продешевила, изумрудная брошь стоит гораздо больше, – сказала она мне. – Но еще больше тебе придется заплатить, рассчитываясь за нее.

      Она убрала деньги в карман своей ночной рубашки и сказала Хацумомо:

      – У тебя сегодня был любовник.

      Хацумомо слегка опешила от этих слов, но без заминки ответила:

      – Откуда вы это взяли?

      Последовала длинная пауза, и Мама