Мемуары гейши. Артур Голден

Чио-сан, живи. Но я нашла место, где хотела бы прожить свою жизнь. Я буду упорно работать, я должна это делать, чтобы они не выгнали меня. И я скорее брошусь со скалы, чем упущу шанс стать гейшей, как Хацумомо.

      Тыква замолчала и устремила взгляд на что-то лежащее на земле за моей спиной.

      – О Боже, Чио-сан! – воскликнула она. – Неужели тебе при виде этого не хочется есть?

      Я обернулась и увидела вход в окейю. На дверной полочке располагалось небольшое святилище Синто с подношением сладкого рисового пирога. Я подумала, Тыква заинтересовалась именно пирогом, но ее взгляд устремился на землю. На тропинке, ведущей к двери, виднелись только мох и несколько кустов папоротника. И наконец я увидела то, чего так жаждала Тыква. На углу улицы лежала палочка с одним кусочком рыбы, обжаренной на углях. Торговцы продавали ее с повозки прошлой ночью. Обычно запах соуса возбуждал меня, ведь служанкам вроде нас не давали практически ничего, кроме риса и соленых огурцов. Один раз в день мы ели суп, а два раза в месяц сушеную рыбу. Но даже несмотря на это, в кусочке рыбы, лежащем на земле, не было, с моей точки зрения, ничего аппетитного. Тем более что по нему прогуливались две мухи.

      Тыква принадлежала к типу женщин, склонных к полноте. Иногда я слышала, как ее желудок урчит от голода. И все же я не верила, что она действительно собирается съесть этот кусок, пока не увидела, как она оглядывается, нет ли кого на улице.

      – Тыква, если ты действительно голодна, ради Бога, возьми рисовый пирог с полки. Ты же видишь, мухи уже полакомились этой рыбой.

      – Я больше, чем они, – сказала она, – к тому же есть подношение – святотатство.

      Она нагнулась и подняла рыбу.

      Я выросла в таком месте, где дети едят все, что движется. Однажды, в четыре года, с чьей-то подачки я съела живого сверчка. Но видеть Тыкву, стоящую посреди улицы с кусочком рыбы, облепленным мухами, казалось более чем странно… Она дула на мух, пытаясь отогнать их, но они только перелетали на другое место.

      – Тыква, ты не сможешь его съесть, – сказала я. – Ведь это все равно что облизать мостовую.

      – А что ты имеешь против мостовой? – спросила она.

      И с этими словами – я бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами, – Тыква упала на колени и, сильно высунув язык, лизнула мостовую. Я открыла рот от удивления. Поднявшись на ноги, она выглядела так, будто и сама не верила в содеянное. Тыква вытерла язык ладонью, несколько раз сплюнула, зажала кусочек рыбы между зубами и стянула его с палочки.

      Всю дорогу от холма до деревянных ворот школьного комплекса Тыква жевала этот кусочек, – должно быть, ей попался хрящ. Когда мы вошли во двор, я почувствовала резь в желудке, таким пугающе огромным показался мне сад. Вечнозеленые кустарники и изогнутые сосны окружали пруд, кишащий карпами. У самой узкой части пруда лежала каменная плита. На ней стояли две пожилые женщины, прикрываясь зонтиками от утреннего солнца. На самом деле лишь несколько зданий комплекса принадлежали школе. Массивное здание на заднем плане