Белые халатики. Маша Кубикова

на что-то мягкое. Я был легким как пушинка. Чувство невесомости. Мелькающие огни. Образ… Женский… Форма медицинская. Пуговица на груди натянута. Мерное покачивание, куда-то едем…

      – Документы есть у него?

      – Не видно. Но на бомжа не похож.

      – Такой кабан, чуть спину не сорвала. Этот точно на домашнем откорме.

      Я стал размыкать веки. Обладательниц натянутых пуговиц было две. Они сидели сбоку от меня, а я лежал как покойник на кушетке. Проверил: пальцы шевелятся, уши нет. Пока все в норме. Я еду ночью с двумя дамами роскошной комплекции. Уже есть что рассказать друзьям. К чему бы это?

      – Очнулся, кабанчик? Ну, рассказывай: имя, фамилия, дата рождения. Чего молчишь? Забыл?

      – Извините, растерялся. Впервые в жизни незнакомые женщины увозят меня в неизвестном направлении. Сразу говорю: я не такой.

      Они замерли, не выражая никаких эмоций, а потом громко засмеялись. Шутить я, кажется, не разучился, это обнадеживает.

      – Борисов Владимир Анатольевич.

      – И что же ты, Владимир Анатольевич, на дороге весь в крови лежал?

      Я ничего не понял, попытался себя ощупать, голова болела, но крови не было.

      – А ты знаешь, почему мы тебя забрали?

      – Не-е-ет.

      – Нас на суицидника вызвали, говорят: лег на дорогу и вены вскрыл. А мы приезжаем, ты в луже лежишь, красным фонарем подсвечиваешься, – они опять громко засмеялись.

      – Э-э-э-э…

      Пока ничего в голове не складывалось. Шутки у них такие же дурацкие, как у меня. Значит, я пока жив. На том свете шутили бы тонко и изысканно. Хотя в аду, наверно, грубо и топорно, как мой батя.

      – А куда мы едем?

      – В дурку тебя сдадим, ты ж суицидник, – опять этот смех.

      Такие дамы очень понравились бы моему бате. Надо познакомить.

      – Ладно, – одна из них, вытирая слезы, сжалилась надо мной, – переохлаждение у тебя и, возможно, обморожение есть. Решил зимой под звездами поспать? Теперь тебя в теплое местечко доставим. Полежишь в больнице, отдохнешь.

      Вот ведь как меня угораздило. Мы все ехали, а передо мной продолжали покачиваться натянутые пуговицы.

      Вопреки ожиданиям в больнице мне отдохнуть не дали, оформляли, водили по кабинетам, смотрели, задавали вопросы. Меня мутило, хотелось спать и пить. Наконец, с рекомендациями я был отпущен домой и, наслаждаясь рассветом в морозное зимнее утро, побрел на остановку. Телефон разрядился, такси не вызвать, и мне пришлось ждать маршрутку. После ночных приключений стоять вот так, на холоде – издевка судьбы.

      Я вспоминал, как с двумя друзьями мы пили у меня на кухне, потому что Леха поругался с женой и она его выгнала из дома. Сам я не думаю, что выгнала. Сказала: «Ну и иди к своим друзьям». Он с радостью и пошел. Но будучи ответственным семьянином, переживал за ее чувства. Чем не повод выпить? Потом мы пили за его чувства, потом за мои. Я уже не помнил, о ком говорил в тот вечер. Наверно, про Марину, а может, про Дашу. В голове засел