Срыв. Артем Алексеевич Голобородько

замелькали кадры из фильмов, где человек убивает другого человека, воткнув ручку острием в сонную артерию. Копьеподобный вид делал из безобидной повседневной вещи – оружие. Вонзить ее в шею доктора или себе? Я не знал, почему думал об этом, да и думал ли я тогда вообще. Пробудивший крик вернул меня в реальность. Все было наяву. Вчера я потерял часть себя, а заполнить ее было нечем. Безысходность, страх и презрение к самому себе вытесняли остальные чувства. Ручка сжалась в кулаке с оставленной острой частью.

      Подношу её к шее, абсолютно не понимая, куда следует ударять. Медлю, сомневаюсь, дрожу. Стены вокруг кричат и ликуют, сегодня у них будет кровавое зрелище. Ладонь взмокла, на лбу и по всему телу проступил пот, начало трясти. Уши заложило от невыносимого писка, или, как мне казалось, шума трибун, ревущих в предвкушении. Колебался, но все же отвел руку для замаха, чтоб наверняка, без боли. Оружие готово в любую секунду выстрелить. Из глаз полились слезы. Я зарыдал, осознавая никчемность, и предвкушая скорую смерть, которая стояла рядом со мной с протянутой рукой. «Давай! Сделай это!» – кричал в голове голос. Я спустил курок воображаемого револьвера. Время остановилось. Прищурив глаза, был уже готов почувствовать нестерпимую боль в области шеи, как резко услышал удар по окну и щебет маленькой птички. Она смотрела на меня по ту сторону и игриво щебетала, перепрыгивая с места на место. Маленькая синичка, заметив страдальческий взгляд, немного попела свою песенку и улетела прочь. Осознав то, что хотел сделать, я выбросил ручку на пол и забился в угол кровати, обхватил колени руками и зарыдал. Сердце продолжало гонять кровь по телу, и повлиять на это я уже никак не мог. Сколько пробыл в таком состоянии, не помню, но очнулся оттого, что в мою палату зашел доктор со своим сопровождением.

      – Доброе утро, голубчик. Как себя сегодня чувствуете? – Доктор без особого удивления смотрел на меня в оцепенении. – Вспомнили что-нибудь? – Пока я собирался с мыслями, доктор увидел лежащую на полу ручку, поднял ее и сказал, – Хорошо, что я вам карандаш не дал, им это сделать намного проще. Думаю, раз ручка на полу, вы больше не будете пытаться себя убить и начнете делать, что я говорю, – голос звучал спокойно и обыденно, словно он рассказывает про вчерашнюю игру любимой команды в футбол.

      – Это не то, что вы думаете, – простонал я.

      – Не важно, даже если вы сдохнете, до вас никому не будет дела. Так что, решать вам, но делать все же этого не советую. После таких, как вы, слишком много бумажной волокиты и объяснительных бумаг.

      – Я сегодня начну… Дневник.

      – Хорошо. А пока идите в столовую, и без глупостей. Если что, «джентльмены» за вами присмотрят.

      «А ведь в чем-то доктор прав. Карандашом и правда лучше», – подумал я. Два медбрата не отставали от меня ни на шаг. Я даже в шутку подумал, что они мои телохранители. В столовой, больше напоминавшей загон для скота, где пахло протухшими продуктами и немытыми человеческими телами, куда даже персонал старался не заходить, было много людей.