За далекой чертой. Бронвен Пратли

в дверь, потом заглядываю в соседнее окошко. На бабулином квинслендере[2] давно пора обновить краску. Плюс один пункт в список дел, которые надо успеть до рождения малыша. Он растет день ото дня, а время стремительно убывает. Бен говорит, что некоторые дела можно завершить и после родов – ничего страшного.

      Сейчас все в моей жизни можно отнести к одной из двух категорий: до родов и после родов. Такая моя личная версия anno domini[3], разве что более законченная. Будто на время после родов мне не стоит ничего планировать. На горизонте маячит неизвестная дата, словно окутанная туманом, и желание доделать все-превсе, пока еще не поздно, становится нестерпимым. Убраться в доме, закупить вещички, которые понадобятся ребенку в первые полгода жизни, найти недостающую мебель, с чем я затянула, привести в порядок волосы, покрасить бабулин дом, выпить кофе или пообедать со всеми друзьями, съездить с Беном развеяться в последний раз, удостовериться, что список дел полный и можно вычеркивать оттуда пункты один за другим.

      Кажется, бабули дома нет. Я с трудом преодолеваю с полдюжины ступенек крыльца, спускаюсь на заросший травой двор и ковыляю вдоль стены, мимо гаража, который дедушка сам пристроил в семидесятых. Гараж такого же цвета, как и дом, и ни за что не догадаешься, что его добавили позже. У дедули всегда были золотые руки – он мог смастерить все что угодно, даже без подготовки.

      Бросаю еще один взгляд на гараж и хмурюсь, уловив тихую джазовую мелодию, льющуюся из открытого кухонного окна, и запах гари. Прохожу мимо бабулиных знаменитых роз – красные и розовые бутоны источают головокружительный сладкий аромат, и по моему разрумянившемуся и потному лицу пробегает тень улыбки. Цветочный аромат перебивает запах гари – может, мне он только почудился, в очередной раз напомнив о том, что и так нередко проносилось в мыслях: возможно, бабуле придется покинуть свой дом куда раньше, чем мы рассчитывали.

      – Бабуль! – зову я, огибая дом, и иду к ступенькам черного хода. Их тут больше, чем на крыльце. Под этой лестницей расположена прачечная. Бабули нет и там, хотя около таза и стоит маленькое ведро с бельем, влажным и перекрученным, дожидающимся, когда его развесят на веревке, тянущейся через добрую треть заднего двора.

      Бабуля на кухне: читает, склонившись над столом. Ее очки-полумесяцы сдвинуты на кончик носа, а седые волосы, густые и курчавые, лежат неровными волнами: наверное, она только что провела по ним рукой и растрепала. На клеенчатой скатерти в ярко-желтый цветочек, которой устлан кухонный стол, лежит газета.

      Я переступаю порог, и дверь захлопывается за мной. Бабуля поднимает на меня взгляд.

      – Привет, ба!

      – О, Миа, солнышко, что ты тут делаешь? – Бабуля поднимается и, прихрамывая, движется ко мне. Стоит ей немного посидеть, и левое бедро всегда начинает болеть.

      – Да вот решила заехать, проведать тебя.

      – У меня все хорошо, видишь, газету читаю. А потом хотела в саду покопаться, пока жара не грянула.

      – Поезд

2

Так называются деревянные дома на сваях, которые часто можно увидеть в Австралии.

3

«От лета Господня» (лат.) – обозначение новой эры; то же, что и от Рождества Христова.