На вилле. Уильям Сомерсет Моэм

дал понять, как своим, так и ее друзьям во Флоренции, что влюблен в нее, и принцесса не раз и не два пыталась выяснить у нее, перешел ли он от слов к делу.

      – Я не знаю, понравится ли вам климат Калькутты, – подала голос леди Грейс, которая все воспринимала на полном серьезе.

      – Ох, я достигла того возраста, когда предпочитаю только мимолетные романы, – ответила принцесса. – Вы понимаете, времени мне осталось немного. Вот почему я так нежно отношусь к Роули. Его намерения всегда бесчестные.

      Полковник хмуро уставился на свою рыбу, и совершенно напрасно, потому что ее доставили из Виареджио тем же вечером, а его жена сухо улыбнулась.

      В ресторане играл маленький оркестр. Музыканты в неаполитанских костюмах играли неаполитанские мелодии.

      – Я думаю, нам пора послушать певца, – в какой-то момент решила принцесса. – Он вас просто потрясет. У него действительно изумительный голос, такой итальянский и столько эмоций! Гарольд Эткинсон серьезно думает о том, чтобы готовить из него оперного певца. – Она подозвала метрдотеля: – Попросите того мужчину спеть песню, которую он пел тем вечером, когда я была здесь.

      – Очень сожалею, ваше высочество, но сегодня его нет. Он болен.

      – Какая жалость! Я так хотела, чтобы мои друзья послушали его. Ради этого пригласила их пообедать здесь.

      – Он прислал замену, но этот человек только играет на скрипке. Я скажу ему, чтобы сыграл.

      – Если я чего-то и не терплю, так это скрипку, – фыркнула принцесса. – Никогда не пойму, с чего может возникнуть охота слушать, как кто-то скребет волосами с конского хвоста по внутренностям дохлой кошки.

      Метрдотель мог свободно говорить на полудюжине европейских языков, но тут ничего не понял. Решил, что своим монологом принцесса одобрила его предложение, и пошел к скрипачу, который поднялся со стула и выступил вперед. Темноволосый, стройный молодой человек с огромными голодными глазами и печальным лицом. Гротескный неаполитанский костюм придавал ему романтический вид, но чувствовалось, что во рту давно не было и маковой росинки. Даже щеки глубоко завалились. Он что-то сыграл.

      – Мой бедный Джованни, он же ужасен, – прокомментировала принцесса.

      На этот раз метрдотель ее понял.

      – Да, играет он не очень хорошо, принцесса. Я сожалею. Не знал. Но певец будет уже завтра.

      Оркестр вновь заиграл что-то неаполитанское, и под прикрытием музыки Роули обратился к Мэри:

      – Вы сегодня ослепительно красивы.

      – Благодарю.

      Его глаза блеснули.

      – Знаете, что мне в вас, среди прочего, особенно нравится? В отличие от некоторых женщин вы не притворяетесь, будто не знаете этого, если вам говорят, что вы красивы. Для вас фраза эта совершенно естественна, словно вам сказали, что у вас на руке пять пальцев.

      – Пока я не вышла замуж, внешность служила мне единственным средством существования. После смерти моего отца нам с матерью пришлось жить только на ее пенсию. И если я стала получать роли, как только окончила Драматическую школу, то лишь благодаря внешности.

      – Я