.

не заболела? – она все-таки замечает, что со мной творится что-то неладное, и прикладывает ко лбу мягкую ладонь.

      – Вроде, нет, – не очень уверенно отвечаю я. – Наверное, устала с дороги.

      Бежать! Бежать! Скорее бежать!

      Спрятаться в своей комнате и при первой возможности уехать. Придумать какой-нибудь предлог. Невыносимо оставаться с ним под одной крышей и делать вид, что все замечательно. Я не слишком хладнокровная для этого.

      – Пожалуй, поднимусь в комнату, – сама удивляюсь, насколько жалобно звучит голос. – Дорога дает о себе знать, голова побаливает, – демонстративно тру виски.

      – Лялечка, – мама обнимает за плечи, я чувствую ее родное тепло, и от стыда к глазам подкатывают слезы. – Побудь с нами немного. Ты же совсем ничего не поела, и я так хотела познакомить с тобой Виктора, – она нежно гладить меня по спине, а я готова бежать без оглядки.

      – Зачем? – голос срывается на хрип.

      – Ну как же? – ласково продолжает мама. – Ты же самое дорогое, что у меня есть. Моя умница, мое достижение.

      Удивленно моргаю – первый раз слышу от мамы что—то подобное. В те редкие минуты, когда она не была занята поиском или обхаживанием женихов, и у нее хватало времени на меня, родительница больше времени уделяла жизненной мудрости: о том, как важно найти достойную партию и что для этого надо сделать, а также инструктажу, как себя вести, чтобы не позорить ее перед соседями и знакомыми.

      Возможно, именно из-за этого я слегка и слетела с зарубок, когда выпорхнула из родного гнезда, ведь там нас никто не знает, и позорить некого.

      Глава 19

      Не решаясь огорчать маму после долгой разлуки, я раздумываю, как бы все-таки настоять на своем, поднимаю глаза и вижу входящего Виктора.

      От пиджака он успел избавиться, как и от галстука. Рукава сорочки подогнуты почти до локтя, оставляя открытыми крепкие предплечья. Воротничок и верхние пуговицы расстегнуты, приоткрывая грудь. Все движения плавные, какие-то кошачье-порочные.

      Не в силах отвести взгляд, я смотрю и вспоминаю, как его кожа блестела от испарины в слабой подсветке гостиничного номера, как, сокращаясь, бугрились и перекатывались мышцы пресса. Даже ощущаю движение внутри себя и вздрагиваю. Горячая волна прокатывается от живота и обжигает лицо.

      Во рту пересыхает, и я сглатываю, одновременно чувствуя у горла гладкость головки.

      Боже! Надеюсь, что он всего этого не помнит. Но я помню все, даже то, как пытался всучить мне деньги. Козлина!

      Поспешно утыкаюсь в тарелку, ерзаю на стуле, пытаясь унять горячую пульсацию внутри, и снова поднимаю взгляд. Вижу блеск его глаз, и все надежды рушатся, как карточный домик.

      Он узнал. И дальнейшие слова только подтверждают догадку.

      – У тебя красивая дочь, – я едва не подпрыгиваю. Пальцы сжимают вилку с такой силой, что, кажется, она вот—вот сломается.

      «Только скажи. Вот, хоть слово скажи!»

      Всего мгновение отделяет вилку от превращения в холодное оружие. Я уже мысленно присматриваюсь к наиболее уязвимым местам.

      – Очень