Волчья стая. Максим Калинин

железо боевое, держится уверено, глаз не отводит. Дерзковат поди.

      – Из чьих будешь, отрок?

      Вопрос этот был предсказуем, а вот что отвечать – не ясно. Давненько я подумывал начать ссылаться на потерю памяти в результате посттравматического синдрома, вызвавшего ретроградную амнезию. Пока формулировку не подсказала мне история Фрелафа:

      – Не ведаю, боярин. Имя своё токма помню, а очнулся раненым на капище древлянском. Ведун сказывал, что притащила меня из чащи волчица огромная и оставила у ворот. Три дня и три ночи провалялся я в беспамятстве, а она рядом с капищем хаживала, как в себя пришёл, так и волчицы след простыл. Назвался я ему Андреем, сыном Любомира, а остальное никак припомнить не мог, – пустился я в сочинительство по принципу «сгорел сарай, гори и хата». Любил и верил народ во все потустороннее, а иначе как ещё объяснить воеводе и случайным свидетелям. Сказка понравилась, он аж крякнул от удовольствия. Главным и неоспоримым доказательством стал профиль волка на щите намалёванный, а иначе как.

      – Люба мне история твоя, а что, воин ты каков? – заинтересовался Синеус.

      – Так спробуй меня, боярин! – ответствовал ему.

      Воевода обвёл глазами двор и поманил в центр двора дружинника:

      – Дайте им мечи потешные.

      На середину двора вышел отрок, вооружённый щитом и мечом, мне тоже подали деревянное оружие. Я с мечом и шестом закружил в боевом танце с противником, отрабатывая легенду простого юноши. Он несколько раз атаковал меня рубящими с верху ударами, я всё блокировал своим мечом, но в основном мне хватало время просто увернуться. Потом, решив прекращать представление, подсёк его ноги шестом и уткнул свой меч в шею растянувшегося на земле отрока. Синеус смотрел с явным недовольством:

      – Отрок, ты зачем мне тут представление устроил скоморошье? Я же видел, побить мог сразу.

      – Не гневайся, воевода, по недомыслию решил дольше нужного сражаться, чтобы способности продемонстрировать, – ответ варяга устроил, определил он меня отроком в младшую гридь, со столом и крышей в гриднице дружинной.

      Стал княжьим человеком и потекла моя служба: стоять на воротах городских, мыта взымать, по торжищу ходить и к порядку призывать купцов, вздумавших за бороды потаскать друг друга. Вот подружится удавалось не со всеми. В дружину старались отдать деток весьма обеспеченные родители, вот и относились такие к нам, как к холопам. Мы – это те немногие, кого Синеус взял после отбора. Редкий смерд сможет на бой выйти и победить умелого дружинника, хоть и с потешным, но всё-таки оружием. Так мы и сдружились – сын кузнеца Борислав, ставший с моей лёгкой руки Борькой, и Вячко из рыбаков. Зато купеческих да боярских хватало с лихвой, и ходили они меж собой, меряясь цепочками да кольцами с каменьями, на нас и внимания не обращали.

      В любое свободное время от выполнения наказов старших, младшей гриди надлежало оттачивать своё ратное умение. Синеус и сам порой не оставлял молодёжь без внимания, гоняя