Ренс уехал. Макарий Щербаков

Берлина, но как и зачем она попала сюда, я до сих пор не выяснил. В Советском Союзе, насколько я знаю, она ни разу не была, так что происхождение её экзотических манер для меня загадка. Однажды я поймал себя на мысли, что стесняюсь пить и курить при ней, и в острые моменты предлагаю ей отправиться на обед или за чем-нибудь в магазин, как было сегодня. Партнёры раньше посмеивались над нашими отношениями с Надей, но, оценив её преимущества, заткнулись. Их секретарши скучны и не отличаются ни изобретательностью, ни экзотичностью, ни уж тем более таким знанием фольклора и астрологии. Правда, знакомство Джейн с Надей выглядело будто знакомство невесты с родителями. Я до последнего момента оттягивал этот момент. В результате Джейн стало так интересно, почему я не приглашаю её на работу, что однажды она сама внезапно появилась и познакомилась, с кем хотела. После того как я ей всё объяснил, она очень долго смеялась и ещё полгода припоминала мне, что я прятал её от «красотки-секретарши». А ещё забавно, что иногда Надя сама решает, кого пускать ко мне в кабинет. Например, если с партнёрами мы долго ругаемся в переговорной и Надя понимает суть конфликта, подслушивая сквозь тонкие стены, то остаток дня никто из участников конфликта ко мне не заходит. Как выяснилось позже – Надя им запрещает.

      Вечером я таки забрал цветы домой. Не знаю почему, но мне хотелось поддержать фантазию о загадочной женщине, для которой они предназначались. Некоторые подобные игры меня занимают, и что-то внутри требует подчинения и продолжения.

* * *

      Я уже забыл, насколько длительными бывают поездки, и в особенности перелёты. Пока я проходил регистрацию и паспортный контроль, началась активная фаза аэрофобии, я видел вокруг знаки, и мои скулы сводило. Два часа, проведённые в аэропорту, утомили, и при объявлении рейса я в числе первых втиснулся в очередь на посадку. Меня встретили добродушные темноволосые стюардессы в красной форме, забавно имитирующие приветствие на неизвестном им языке. Я прекрасно знаю природу своих страхов, но в какой-то момент смирился с тем, что никакие логические объяснения не смогут пересилить простое биологическое нежелание болтаться в воздухе – среде совершенно неестественной ни для кого, кроме птиц и насекомых.

      В самолёте свежо, но чувствуются нотки табачного дыма после предыдущего полёта. Я никогда не курю в самолётах – не люблю хлопоты с сигаретами в закрытых пространствах. Алкоголь в самолёте я тоже не люблю, так как употребление спиртного ассоциируется с отдыхом, а тут уж совершенно не до этого. В общем, не люблю я летать и, сидя в самолёте, направляющемся в одну сторону, уже беспокоюсь за перелёт в обратную.

      Мы разгоняемся и взлетаем. Я крепко держусь за подлокотники и упираюсь коленями в кресло спереди, от напряжения меня трясёт, но, кажется, это незаметно в общей тряске. Внутренним усилием я расслабляю ушные перепонки