История моей жизни, или Полено для преисподней. Е. Б. Глушаков

какое-то. Правда, месяцем-другим раньше, ещё в Нижнеудинске, помог сестре сочинить что-то весеннее для районной газеты, в которой она работала. Запевные строчки придумал:

      Люблю тебя за шумную весёлость.

      Звенит всё и поёт, когда приходишь ты.

      Первые строчки – первая публикация. А вот второй, уже настоящей пришлось подождать полтора десятка лет. Да и стихи по возвращении в Нижнеудинск писать перестал. Не до них. Друзей полно. Вернулся со школы и гуляй хоть до ночи. Заняться тоже было чем – хватало-таки развлечений. И не только в летнюю, но во всякую иную пору.

Сибирский календарь

      Взять, к примеру, осень.

      На Уде – лесосплав. Вода большая, мутная. Так и бурлит, и несётся. А мы, мальчишки, прихватив из дома необходимый крепёжный материал, сколачиваем или связываем плоты из брёвен и досок, выброшенных рекою, спускаем их на воду и, отдаваясь течению, наслаждаемся его диким, необузданным бешенством.

      А то прилепимся к рыбакам и вдоль берега вверх по течению переходим с места на место. Наблюдаем, как они из бурлящей воды вытаскивают бреднем рыбу и складывают в вёдра. Ту самую, до которой нам с удочками да спиннингами не добраться.

      И хариусы таёжные с чёрной спинкой грамм по пятьсот, и лини, и щуки, и даже таймени! Вот, значит, какие богатства в тёмной и быстрой воде таятся?

      Мы и не подозревали…

      Ну, а надоест река, так мы – в лес. Бродим, жжём костры, а то и бегаем, в войну играем. Да и грибов полно, и ягод изобилие: голубика, брусника, клюква! Или на вышку деревянную, что на холме перед стрельбищем, заберёмся, сидим на щелистом, продуваемом ветрами ярусе, в «дурака» режемся. А вокруг леса – изумруд и сапфир, а вдали горы – халцедон и яшма, а вверху небо – янтарь и лазурит.

      Сколько не ешь глазами, не наешься!

      Зимой, конечно, лыжи!

      И обязательно – в лесу. Там и красотища, и веселье! И сугробы нетронутой белизны, и нагружённые снегом ели, и горки чудные с трамплинами, да поворотами. И даже – горы! И не только с Вознесенки отваживались мы спускаться, но и с Коблука, который повыше раза в два, покруче. Хотя и находится эта гора от нашего городка много дальше. Ещё доберись до неё, дошагай, попробуй!

      Однажды после катания мы с Мишкой Бабкиным, бегавшим на настоящих спортивных лыжах его старшего брата, забрели в деревеньку, расположенную при подошве Коблука и, постучавшись в ближайшую избу, попросили напиться.

      Так нас, изрядно замёрзших, и в дом провели, и усадили за стол, и напоили горячим-прегорячим чаем, отрезав каждому по толстому куску чёрного кирпичиком хлеба. А налитый в большие алюминиевые кружки чай ещё и отогрел заледенелые на морозе пальцы.

      Впрочем, далеко не всегда случалась такая оказия. И чаще всего с лыжных прогулок приходилось возвращаться с опущенными руками, с которых безжизненно свисали насквозь промёрзшие и заиндевевшие варежки. А лыжные палки, ременными петлями наброшенные на запястья, ненужно и безвольно волочились сзади по отстающей лыжне. И дорога под морозным, усыпанным звёздами небом казалась бесконечной.

      Ну, а придя домой, первым делом, конечно же, растираешь руки, затем бежишь к постели и засовываешь их на несколько минут под высокую