Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина. Оуэн Мэтьюc

для Зиновьева и Каменева завершится показательными судебными процессами и пыточными подвалами Лубянки, а для Троцкого – ударом ледорубом по голове в Мексике^[45]. Иными словами, в 1928 году Зорге сохранял лояльность Бухарину, одновременно поддерживая неуклонное восхождение Сталина, “кремлевского горца”^[46], к вершине власти.

      Вернувшись в Москву, Зорге стал брать уроки русского языка у молодой, подающей надежды актрисы^[47] Екатерины Максимовой. Друзья считали Катю “спокойной, сдержанной”, но “способной на неожиданные решения”^[48]. Самым необычным – ив конце концов роковым – таким ее решением было влюбиться в Рихарда Зорге. Зорге запомнили как “широкоплечего парня в синем свитере”, который “больше молчал”. Запомнили и “спокойное, доброе, открытое выражение его лица, не схваченное фотообъективом”^[49]. По рассказам друзей, Зорге шутливо назвал себя в компании “азербайджанцем”, однако ни слова не знал по-азербайджански (это, по видимости, была одна из немногих вошедших в историю шуток Зорге).

      На собраниях в комнате Кати Максимовой в коммунальной квартире в Нижнем Кисловском переулке гости “вина не пили – тогда это было не принято”. Принципиальные молодые люди пили чай с желтым сахаром, пели песни, спорили о пьесах Константина Станиславского и Всеволода Мейерхольда, о музыке Бетховена и Скрябина, о социалистическом искусстве^[50]. Зорге знал много стихов, в том числе наизусть читал Александра Блока, и хотя он был “интересным рассказчиком… но иногда беспомощно махал у виска рукой, подыскивая слово поточнее, и… обращался к Верочке Избицкой, знавшей французский, по-французски. Но чаще он обращался к Кате”. Он любил цитировать стихи Владимира Маяковского:

      В наших жилах —

                               кровь, а не водица.

      Мы идем

                     сквозь револьверный лай,

      Чтобы,

                   умирая,

                           воплотиться

      В пароходы,

                  в строчки

                           и в другие долгие дела^[51].

      Стихи были посвящены Теодору Нетте, советскому дипломатическому курьеру, убитому в Латвии в 1926 году при охране диппочты, в чью честь было названо судно Черноморского морского пароходства. (В честь Зорге, после всего, что он претерпел ради революции, тоже назовут теплоход, а также улицы.)

      Война и революция лишь укрепили образ шиллеровского поэтического героя, который Зорге создавал со школьных лет. “Он всегда был немного романтиком, – вспоминала его берлинская подруга Доротея фон Дюринг. – Рихард был волевым, открытым, целеустремленным юношей. Мы все любили Ику… У меня где-то хранится стихотворение, написанное рукой Рихарда. В нем есть строки: «Вечный странник, обрекающий себя на то, чтобы никогда не знать покоя…»”^[52] Тем не менее странник пристроил свои лыжи и книги в углу Катиной комнаты, а к концу 1928 года переехал к девушке.

      Революционная идиллия молодой пары