БондиАнна. В Россию с любовью. Анна Чапман

себе вводные для радушного приема.

      Учителя школы были глубоко праведными и очень строгими. За попытку ослушаться от них можно было схлопотать удар линейкой по рукам или приказ бегать по стадиону до потери сознания. В английских школах подобные наказания давно упразднили, но до африканского католического монастыря гуманные методы воспитания ещё не добрались. По пятницам ученицы должны были четыре часа подряд петь религиозные гимны, стоя на коленях. К концу молитв я не чувствовала ног.

      Сказать, что было сложно – ничего не сказать. Часто я нарушала какие-то правила, даже не зная, что они существуют. А языковой барьер только усугублял ситуацию. Белая новенькая, с которой невозможно нормально поговорить – готовый аутсайдер не только для одноклассниц, но и для преподавателей. Классическая история новичка в средней школе, которая могла закончиться душевной травмой.

      Да вот только не на ту напали!

      А помог мне тогда… Леонардо Ди Каприо. Нет, мы не были знакомы, к сожалению. Тогда я ещё не знала, что через каких-то семнадцать лет окажусь рядом с ним на яхте на Каннском кинофестивале. Просто на экраны как раз вышел фильм «Титаник». И все девочки от Норвегии до Чили дружно страдали от неразделённой любви к прекрасному Джеку Доусану, попутно проклиная чересчур пышнотелую Розу. В моей благочестивой школе от Лео фанатела каждая первая. А я? Я умела рисовать.

      Портреты мне особенно удавались. В своих работах я не просто добивалась сходства, а будто улавливала суть людей. Как-то раз я набросала простым карандашом настолько удачный портрет Лео, что девчонки наперебой уговаривали подарить или даже продать этот шедевр. Тогда в Африке ещё не было плакатов, хотя даже в России уже вовсю продавали журналы с изображениями знаменитостей. Очередь из желающих заполучить заветный рисунок могла бы составить достойную конкуренцию той очереди, что выстроилась в первый московский Макдоналдс. Я объявила цену – пять шиллингов за рисунок, прибежала к отцу в кабинет, наделала сотню ксерокопий и к вечеру того же дня заработала целое состояние по меркам монастырской школы. Мне повезло: многие девушки и не подозревали о существовании ксерокса. Они были уверены, что каждый портрет я рисовала сама. И охотно раскошеливались за такой «эксклюзив».

      Услышав эту историю, папа долго смеялся, а потом сказал, что спокоен за моё будущее: я точно не пропаду.

      Но главным были, конечно, не деньги. Благодаря этому случаю меня приняли в школе. Не стану врать, что с тех пор я стала самой популярной ученицей и подружилась со всеми в классе, но в целом отношение ко мне заметно потеплело. А уже через пару месяцев я свободно говорила по-английски.

      Позже слухи о моём умении дошли до учителей. Одна из монахинь даже попросила написать по фотографии портрет её брата. Я сделала это, естественно, наотрез отказавшись брать плату. С тех пор мне стали снисходительно прощать мелкие промахи и нарушения дисциплины. Покидала монастырь я с самыми тёплыми чувствами. Хотя о пятничных песнопениях до сих пор вспоминаю с содроганием.

      Интересно,