Средняя продолжительность жизни. Максим Семеляк

сочились жиром, как ломтики заветренной семги в театральном буфете. Лежалая хозяйка купе улыбнулась мне несколько предубежденно, а впрочем, вполне артистично – сделала вид, что ожидала.

      По дороге в комнату я обогнал ее, стараясь произвести впечатление завсегдатая, – я в самом деле повелся на этот знакомый с детства тускло-затхлый запах и порочную бархатистость коридора, которая делала тебя похожим на светлячка в конце тоннеля.

      Прямо перед дверью она вручила мне ключ – в рамках обучающей практики. К маленькому штырю почти без резьбы прилагался огромный брелок-набалдашник, украшенный неряшливым абажуром.

      Когда она нащупала выключатель, номер воссиял во всем фактурном убожестве – кровать, телевизор, два мутных стакана на столе, такая келья Савонаролы со всеми полагающимися залысинами.

      – Я только на пару дней, – сообщил я, просто чтобы что-то сказать, сболтнуть лишнего.

      – У нас многие на пару дней приезжают, – огорченно ответила она и поспешила бесшумно уйти.

      В ванной обнаружилась дыра в потолке, оттуда торчал провод с лампой без плафона, похожий на микрофон, заждавшийся давно скончавшегося крунера. Душ висел над небольшим киногеничным корытцем, в таком хорошо, должно быть, картинно сидеть прижавшись спиной и, обхватив голову руками, рыдать под жалобными струями, к чему я был, в принципе, близок, хотя доселе не пробовал.

      Стопка белья пахла пустотой, комковатая подушка с головой умещалась в бельевом саване – наволочка оказалась сильно больше, подушка проваливалась в нее стыдливо, как опять-таки отрубленная голова в мешок. Забытая краут-рок-группа вернулась спустя двадцать лет в оригинальном составе и с гнетущим новым альбомом, выпущенным на избыточном 180-граммовом виниле.

      На небе нарисовался тонкий манерный месяц, похожий на выщипанную бровь.

      Мне показалось, что я чувствую едкий запах звезд.

      Я открыл ноутбук, но все предложения сетей выглядели как названия похоронных контор и были снабжены черными замками.

      Я лег в сухую холодную постель и включил телевизор размером с коробок. Странные программы вещали словно из-под кровати. Откуда-то со стороны затылка прощально всплыла реутовская вывеска «Все для сна», я вжался в кровать на манер просроченной мизинчиковой батарейки и постарался побыстрее раскатать голову по подушке. Каждое такое движение выжимало новую напасть – забыл паспорт в регистратуре, забыл дома зарядку для телефона, почти забыл, зачем я здесь.

      Память застопорилась на красном ведре с доски пропаж.

      Глава третья

      Забыться под русское телевещание бывает очень уютно, но просыпаться – себе дороже. Я очнулся от звероватого закадрового хохота – на небольшом экране демонстрировали людей, у которых взрывались в руках арбузы.

      По идее, от токсичных трансляций электроприборы должны изнашиваться быстрее, как тинейджер от напитка