Амлет, сын Улава. Адель Гельт

учился на Сокрытом Острове, пусть и длилось обучение недолго: чем-то прогневал Остербергссон великого скальда Снорри, считавшегося вздорным стариком уже в те древние годы: почти десять лет назад!

      Поэтому Вспышке было, о чем мне поведать, а я слушал его с вниманием неослабевающим: о том, каковы порядки на Сокрытом Острове, с кем стоит проявить вежество, кому же – сразу свернуть скулу, и главное – о том, как не прогневать Великого Скальда.

      Зашла речь и о том, кого при жизни звали бы на наш лад Хетьяром, сыном Сигурда.

      – Ты смел, юный Улавссон, – шел второй день плавания, впечатления потускнели, дела особенного не было: подкралась скука. Мы с Игги сидели вдвоем на той оконечности лангскипа, что была сейчас носом, и беседовали о своем, о скальдьем, не особенно приглушая голос. Дружина, часть которой сейчас бездельничала, ошивалась поодаль, не стремясь войти в пределы слышимости: так было заведено.

      – Кто-то усомнился в моей храбрости? – горделиво подбоченился я, не кладя, впрочем, руки на кинжал. – И сам я, и отец мой, и мать моя, славная иными деяниями…

      – Речь не о воинской храбрости, юный Улавссон, – возразил скальд. – Оной тебе не занимать, но я сейчас о том почти безрассудстве, что ты проявил, призвав духа-покровителя во второй раз за один день!

      Понимания в моем мохнатом лице Игги не нашел, сообразил что-то, и принялся объяснять.

      Я уже и без того знал – частью услышал от Хетьяра, частью додумался сам, что так призывать духа-покровителя, особенно такого сильного и умного, как Строитель, надо не очень часто, и лучше не делать этого вовсе.

      – Дело в том, Амлет, что каждый воплощенный призыв духа пусть немного, но ослабляет силу самого скальда, потому и потребен перерыв: гальдуру нужно время на то, чтобы сгуститься, – пояснил и без того почти понятное старший и более опытный товарищ. – Впрочем, мы, скальды крайней Полуночи, предпочитаем говорить так: тебе нужно время на то, чтобы сгустить гальдур.

      – Он ведь учит меня, Игги сын Остерберга, – напомнил я уже сказанное некоторое время назад: сейчас мы беседовали не впервые. – Учит вещам удивительным тем более, что совершенно мирным. Его словам сложно верить, но за всю свою жизнь он ни разу не обращал оружия против живого человека!

      – Если бы не то, что духи не способны лгать, я бы тоже усомнился в речах столь странных, – поддержал меня Игги. – Но дело не в том, чему он тебя учит и учит ли вообще.

      Скальд посуровел лицом, и я предпочел насторожиться, всем существом своим обратившись в слух и зрение: речь зашла о важном, и нельзя стало упустить ни звука, ни жеста.

      – Он ведь умер, Амлет. Твой Хетьяр – жил, и больше не живет. Если бы не ты сам и кто-то из могучих асов, поддержавших тебя в твоем стремлении к новым знаниям, он ушел бы в никуда: в Вальгалле его – не воина – никто не ждал, Нильфхейм тоже не принял бы человека, не верящего ни в каких богов… Сейчас его странную не-жизнь поддерживает твой гальдур, и то, что ты готов его терпеть при себе.

      – Это все мне хорошо известно, – решился я прервать ставшую немного