Пленник ее сердца. Тесса Дэр

же поднялась наверх и положила денежку в жестянку, а завтра опустила в церковный ящик для пожертвований.

      Даниэла кивнула, а Полина твердо сказала:

      – Я сейчас уезжаю с герцогом. В Лондон.

      – Нет.

      – Да. Это всего на неделю.

      – Нет, не уезжай. – Слезы полились ручьем.

      «Не плачь, заклинаю! Я этого не вынесу…»

      Полина собрала все свое самообладание, чтобы не уступить мольбам сестры. Пытаясь отвлечься, она стала думать о той золотой монетке, что лежала в кулачке Даниэлы, и представила, что их не одна, а тысяча. Вот они перед ней столбиками по десять штук, аккуратными рядами. Десять, еще десять, еще…

      Если бы только она могла объяснить Даниэле, что эти деньги значат для них, как изменится их жизнь… Но сестра и слушать не захотела бы о грядущих изменениях. Для нее счастье – это чтобы ничего не менялось, чтобы жизнь была простой и предсказуемой. Каждый день с утра – собрать и аккуратно сложить в корзинку яйца. Каждую субботу – пенни за работу. Каждое воскресенье – в церковь.

      – Я вернусь в следующую субботу и привезу пенни за собранные за неделю яйца, но ты должна хорошо трудиться, а не лежать целыми днями в постели и плакать, слышишь? Собирай яйца каждый день. Помогай маме с готовкой и уборкой по дому. Пройдет неделя, и я вернусь. В следующее воскресенье мы вместе пойдем в церковь. – Полина обхватила ладонями круглое лицо Даниэлы в ладони, поцеловала. – И я больше никогда тебя не покину. А теперь иди в дом.

      – Нет, не пойду.

      Продолжать эту агонию не имело смысла. Долгие проводы – лишние слезы. Решительно повернувшись, Полина пошла прочь. Плач Даниэлы преследовал ее всю дорогу до кареты.

      – Полина? – раздался с крыльца голос матери.

      – Я вернусь домой через неделю, мама, – быстро проговорила Полина, не смея оглянуться.

      Забираясь в карету, она едва не оступилась, но герцог протянул ей руку. Перчаток на нем не было, и когда его пальцы обхватили ее запястье, Полину пробила дрожь.

      – С вами все в порядке? – встревожился Гриффин и другой рукой поддержал за поясницу.

      Полина судорожно вздохнула: так хотелось превратиться в воск в его руках, таких надежных и сильных, – но смогла противостоять искушению.

      – Да, в полном порядке.

      – Если вам нужно еще время…

      – Не нужно.

      – Может, вам стоит пойти к ней?

      Нет, от этого будет только хуже. Но разве ему объяснишь? Что с того, что он сочтет ее жестокой? Пусть думает что угодно, ей все равно. Главное, что в результате у нее будут деньги.

      – Она всегда плачет, хотя и вовсе не беспомощна, как можно подумать. – Полина отпустила его руку и сама села в карету. – Как и я.

      Мало кому удавалось добиться уважения Гриффина Халфорда. Среди его знакомых было немало важных государственных деятелей, снискавших себе славу на войне, награжденных орденами, возведенных в рыцари за службу короне. Кто-то заслужил такие почести, а кто-то – нет. Помпезность всех этих торжественных церемоний претила ему – и, Бог свидетель, он сам никогда не рвался