Крылья голубки. Генри Джеймс

в самой тайне, а в том, что она для нас представляет, – мы ведь должны это как-то ощущать – она укрепляет и делает нас глубже и ближе друг другу. – И его прекрасное лицо, светящееся облегчением и счастьем, открыло ей все, что он имел в виду. – Радость в том, что мы с тобой такие, какие есть.

      Целую минуту Кейт как бы давала сказанному им проникнуть как можно глубже в ее сознание.

      – Такие любящие?

      – Такие любящие. Такие очень любящие. И все же, – он улыбнулся, – мы будем любить еще сильнее.

      Ее ответом было лишь ласковое молчание – молчание, которое, как им обоим казалось, помогало заглянуть в далекое будущее. Оно было великолепно и необъятно, и теперь они окончательно им завладели. Они были практически едины и замечательно сильны, однако существовали еще и другие обстоятельства, но эти обстоятельства у них как раз хватит сил должным образом принять во внимание и благополучно сделать на них поправку, а посему в настоящее время, повинуясь доводам здравого рассудка, они будут хранить свое понимание ситуации про себя. Тем не менее они почувствовали, что разобрались с проблемой до конца, только после того, как Деншер привел еще одно соображение.

      – Разумеется, единственное, что она может сделать, – это в любой день решительно навязать тебе свою волю.

      Кейт задумалась.

      – Ну честное слово, ты еще спроси меня, о чем мы с тобой договорились? Она, разумеется, может, только я сомневаюсь, что она и правда так сделает. Пока ты далеко, она использует этот спад напряжения наилучшим образом. Она оставит меня в покое.

      – Но ведь будут мои письма.

      Кейт представила себе его письма.

      – Очень-очень много писем?

      – Очень-очень-очень много, больше, чем когда-либо, и ты знаешь, что это такое! А потом, – добавил Деншер, – ведь будут твои.

      – Ну, я-то не стану оставлять свои письма на столе в холле, буду отправлять их сама.

      Он некоторое время глядел на нее.

      – Думаешь, мне лучше посылать их на какой-то другой адрес? – Но тут же, прежде чем она собралась ответить, добавил: – Пожалуй, лучше этого не делать. Так прямодушнее.

      Она снова немного помолчала.

      – Конечно, так прямодушнее. Не бойся, что я не буду прямодушной. Посылай письма на любой адрес, какой захочешь, – продолжала она. – Я стану гордиться, когда все узнают, что ты мне пишешь.

      Деншер обдумывал ее слова, чтобы добиться окончательной ясности.

      – Даже если это и в самом деле навлечет инквизицию?

      Ну что сказать? Окончательная ясность теперь наполнила и все существо Кейт.

      – Я не страшусь инквизиции. Если она спросит, есть ли между нами что-либо определенное, я точно знаю, что ей отвечу.

      – Что я, разумеется, совершенно схожу по тебе с ума?

      – Что я тебя люблю так, как никогда в жизни не полюблю никого другого, и она может делать по этому поводу все, что ей заблагорассудится.

      Это было сказано так прекрасно, что стало подобно новому заверению в ее