Крылья голубки. Генри Джеймс

ее последние слова, обращенные к нему в этой связи, означали, что то, как он видит себя, есть неоценимое доказательство, что он отведал плода с древа познания и, следовательно, готов помочь ей его есть, то это придает радостный тон всей их беседе и меру быстрому течению времени ввиду его решенного скорого отъезда. Однако поведение Кейт показало, чем она более всего задета, когда она заговорила об облегчении, которое почувствует тетушка Мод от его планируемого отсутствия.

      – Мне трудно понять, почему она это почувствует, раз она так мало меня опасается.

      Его подруга некоторое время взвешивала это возражение.

      – Ты полагаешь, что настолько ей нравишься, что она, зайдя довольно далеко, даже пожалеет о такой потере?

      Ну, тут Деншер принялся рассматривать этот вопрос в их обычной всесторонней манере.

      – Поскольку то, на чем она строит, есть процесс твоего постепенного отчуждения от меня, она может придерживаться взгляда, что для этого процесса необходимо мое постоянное присутствие. Разве я не должен быть на месте, чтобы он шел без сучка без задоринки? А во время моей ссылки процесс может замедлиться.

      Деншер продолжал фантазировать на эту тему, но в какой-то момент Кейт вдруг перестала внимать ему. Некоторое время спустя он заметил, что она, по-видимому, занята обдумыванием какой-то своей идеи: он успел уже почувствовать нарастание чего-то решающего даже сквозь поток избыточных любезностей и теплой, прозрачной иронии, в который, подобно уверенному пловцу, то и дело устремлялась их живая и близкая дружба. Вдруг, светясь необычайной красотой, Кейт сказала ему:

      – Я обручаюсь с тобою навеки. – Красота была во всем, и Деншер не мог ничего отделить друг от друга, не мог представить себе ее лицо отдельным от охватившей его радости. Однако лицо ее сияло каким-то новым светом. – И я отдаю тебе в дар – призывая Бога мне в свидетели – каждую искорку моего доверия; я отдаю тебе каждую каплю моей жизни.

      В тот момент это было все, но этого было достаточно, и все было сказано так спокойно, словно совсем не имело значения. Они находились на открытом воздухе, в аллее Парка, огромное пространство, казалось, в этот момент выгнулось для них обоих вверх более высокой аркой и распростерлось гораздо шире, отбросив их снова в глубокую сосредоточенность. Обоюдный инстинкт побудил их двинуться к попавшемуся на глаза довольно уединенному месту, и там, прежде чем истекло время их свидания, они сумели извлечь из своей сосредоточенности все авансы, какие только она могла им дать. Они обменялись клятвами и подарками на память, торжественно утвердили свой полный глубокого смысла договор и настолько торжественно, насколько это можно было сделать едва слышными словами, нечленораздельными звуками, сияющими глазами и соединившимися руками, подтвердили свое согласие принадлежать исключительно, принадлежать всецело лишь друг другу. Соответственно, они должны были покинуть Парк помолвленными, но прежде, чем