Assassin's Creed. Ренессанс. Оливер Боуден

и балконная дверь. Кристина вышла в ночной сорочке, облегавшей ее изящную фигурку. Эцио смотрел на нее во все глаза, охваченный любовной страстью.

      – Кто там? – негромко спросила Кристина.

      Эцио немного отошел, показываясь ей:

      – Я!

      – Эцио! – В ее голосе слышалось легкое недоумение, но никак не обида или злость. – Я так и подумала.

      – Можно подняться к тебе, mia colomba?[20]

      – Поднимайся, – шепотом ответила она, предварительно оглянувшись назад. – Но только на минутку.

      – Большего мне и не надо.

      – В самом деле? – улыбнулась она.

      Эцио смутился:

      – Нет… прости… я совсем не то хотел сказать! Я сейчас.

      Убедившись, что рядом никого нет, Эцио закинул ногу в одно из тяжелых железных колец, вделанных в серую стену дома. К ним привязывали лошадей, но сейчас кольцо послужило юноше ступенькой. Он подтянулся и полез к балкону. В щербатой каменной кладке было достаточно выступов, чтобы ухватиться за них руками, и углублений, чтобы поставить в них ноги. За считаные секунды он добрался до балюстрады, перемахнул через нее и крепко обнял Кристину.

      – Эцио! – вздохнула она, отвечая на его жаркий поцелуй. – Что у тебя с головой? И почему в такую рань ты уже на ногах?

      – С головой? Царапина, – улыбнулся Эцио. – Знаешь, мне что-то не спалось. Может, впустишь меня? – осторожно спросил он.

      – Куда?

      – В твою спальню, – с детским простодушием ответил Эцио.

      – Ну… Только если ты уверен, что тебе хватит одной минутки…

      Не размыкая объятий, они толкнули двойные двери и очутились в спальне Кристины.

      Через час их разбудил яркий солнечный свет, струившийся из окна, скрип телег и голоса прохожих, а также еще голос, который – что было хуже всего – принадлежал отцу Кристины.

      – Кристина! – позвал он, входя в спальню. – Девочка моя, пора вставать. Твой учитель будет здесь с минуты… Что за черт? Ах ты, сукин сын!

      Эцио торопливо, но крепко поцеловал Кристину.

      – Кажется, мне пора, – пробормотал он, хватая одежду и бросаясь к окну. Юноша мгновенно спустился вниз и уже натягивал камзол, когда на балкон выбежал Антонио Кальфуччи. Он был вне себя от ярости.

      – Perdonate, messere[21], – пробормотал Эцио.

      – Я тебе покажу «perdonate, messere»! – взревел Кальфуччи. – Эй, стража! Ко мне! Схватите этого cimice![22] Принесите мне его голову! И его coglioni[23] тоже!

      – Я же извинился… – начал было молодой человек, но тут же осекся.

      Двери дома распахнулись, и оттуда, размахивая мечами, выскочили стражники семейства Кальфуччи. Полуодетый Эцио бросился бежать, огибая телеги и проталкиваясь между прохожими. Навстречу ему степенно шли какие-то важные люди в строгой черной одежде (так одевались финансисты и управляющие мануфактурами), торопливо семенили прохожие в коричневом и красном (торговое сословие) и, опустив голову,

20

Моя голубка (ит.).

21

Прощу прощения, господин (ит.).

22

Клоп (ит.).

23

Яйца (мужские) (ит.).