Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России. Владимир Макарцев

[222]

      Они мало чем отличались от последствий поражения.

      Воюя в долг, на кредиты и за кредиты союзников, Российская империя физически не смогла бы оплатить их и после победы в составе Антанты, не говоря уже о средствах, необходимых для выхода из разрухи. Как подчеркивал П. Н. Дурново, даже после победоносного окончания войны, мы попадем в такую финансово-экономическую кабалу к нашим кредиторам, «по сравнению с которой наша теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом».[223]

      Буквально то же самое утверждал несколько лет спустя, уже находясь в эмиграции, активный участник тех событий, председатель Государственной Думы М. В. Родзянко, у которого были все основания «размазать» большевиков за их якобы предательство: «Я утверждаю… если бы и не было революции, война все равно была бы проиграна, и был бы по всей вероятности заключен сепаратный мир, быть может, не в Брест-Литовск, а где-нибудь в другом месте, но, вероятно, еще более позорный, ибо результатом его являлось бы экономическое владычество Германии над Россией».[224]

      Ввязавшись в войну, Российская империя очень быстро превратилась в банкрота, поскольку ее экономика с функции «погашения долгов» переключилась на функцию «все для войны» (П. П. Рябушинский). А ее единственными средствами, которыми она обладала в избытке, были люди с низкой социальной стоимостью, в нашем понимании – фундаментальный социальный факт (F), одетый в солдатскую шинель. Видимо, поэтому Николай II, по его собственным словам, готов был ради победы союзников положить последнего солдата – он его ни в грош не ставил, хотя сегодня пресса периодически подбрасывает нам сообщения о том, что все свои средства он потратил на лазареты, а дворцы отдал под госпитали.

      Но тогда за что его все ненавидели – и левые, и правые?

      Даже творческая интеллигенция, казалось бы, такая далекая от политики. Например, яркий представить Серебряного века, экстравагантный лирик, поэт противоречивой духовной организации Константин Бальмонт еще в 1907 буквально взорвался каким-то мрачным и беспощадным пророчеством:

      Наш Царь – Мукден, наш Царь – Цусима,

      Наш Царь – кровавое пятно,

      Зловонье пороха и дыма,

      В котором разуму – темно.

      Наш Царь – убожество слепое,

      Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,

      Царь-висельник, тем низкий вдвое,

      Что обещал, но дать не смел.

      Он трус, он чувствует с запинкой,

      Но будет, час расплаты ждёт.

      Кто начал царствовать – Ходынкой,

      Тот кончит – встав на эшафот.

      Действительно или нет царь потратил все свои средства на лазареты, лично мы не знаем. Но очевидно, что клокочущая ненависть к императору, которую дворянин К. Д. Бальмонт выплеснул на страницы сборника стихов «Песни мстителя»,[225] имела под собой определенную почву. А первые же поражения на фронтах мировой войны, ставшие совершенно

223

Там же. С. 195

224

Родзянко М. В. Государственная Дума и февральская 1917 года революция // Берлин: Архив Русской революции, 1922. С. 45. http://ia600404.us.archive.org/15/items/arkhivrusskoirev06gess/arkhivrusskoirev06gess.pdf

225

Бальмонт, К. Д. Песни мстителя. Париж, 1907. С. 9. https://ru.wikisource.org/wiki/Индекс:Бальмонт._Песни_мстителя._1907.djvu