Темный разум. Михаил Андреевич Бедрин

вновь хлынул проливной дождь, отстукивая по крышам забавный и в тоже время заунывный слегка сбивчивый ритм. Когда же стало совсем-совсем темно, вода с небес вдруг перестала извергаться бешеным потоком, а лишь изредка капала крупными, почти нереальными каплями. И вот тогда началась гроза. Я люблю грозы, в них есть что–то пугающее, таинственное, мифическое и, наверное, даже слегка мистическое. Словно разъярённый и разгневанный бог Зевс с поднебесных вершин Олимпа пытается попасть своей молнией в очередного заядлого и довольно увёртливого грешника. Но сегодня полуночные небесные всполохи почему-то раздражали. Даже сквозь плотные тяжёлые двойные шторы.

      «Ладно, всё равно уже не усну», – пришла мне в голову мимолётная мысль. Найдя ногами стёртые, и оттого ещё более удобные, домашние шлёпанцы, я пошёл на кухню, ведя рукой по стене, чтобы ненароком не врезаться в темноте в очередной угол. Свет не хотелось включать принципиально.

      Вообще, строго говоря, красоты природы и рукотворные стихии, типа электричества, плохо совместимы именно в такие моменты – моменты господства мира над человеком. На кухне ветер тихонько и жалобно стучался в окно сухой веткой старой сгорбленной черёмухи, устало растущей возле клумбы под окном. И я, вняв его искренним мольбам, приоткрыл правую створку в прохладное, пахнущее прелой листвой и озоном ночное осеннее забытье.

      Ветер самостоятельно, по–хозяйски, но отнюдь не нахально, обосновался на моей кухне, покачивая легкие ажурные тюлевые занавески. Хотелось горячего чаю. Свет по-прежнему был выключен, но темнота стала понемногу угнетать. И тут я вспомнил, что где-то среди кучи разной ерунды в ящике кухонного гарнитура лежали старые свечи. Вот, это то, что было нужно. Это живой огонь. Уж они с ветром найдут общий язык. Но, если все-таки по каким-то неведомым мне причинам у них будут разногласия, то ветер легко и непринуждённо задует слабый, неуверенный в себе, огонёк, восстановив тем самым требуемое равновесие.

      Чайник нервно и резко щёлкнул, напоминая всем вокруг о своём существовании. Я уж было потянулся за чашкой, как вдруг почувствовал на себе чей–то пристальный внимательный взгляд. Теперь нас было больше, чем двое, – я и ветер. И это, странным образом, не пугало, а отнюдь – интриговало. Медленно и очень осторожно взяв чашку с полки, я обернулся – на подоконнике, облокотившись на оконную раму, сидел мой давнишний друг и однокашник.

      Мы с ним не общались с окончания института, больше пяти лет. Нет, мы не поругались, а просто как-то что-то где-то не срослось, что ли. Всё не было времени, забывалось. А потом и номера телефонов поменялись, и адреса уже не по одному разу. И всё же это был он. Точнее, это был не совсем он, а что–то бесконечно похожее на него: те же глаза, та же улыбка, те же волосы…

      …Вот, только он был прозрачен, как лёгкий дымок от маленького несерьёзного костра.

      Уже мысленно перебрал различные варианты, откуда и почему меня посетила столь странная, но реальная галлюцинация, как вдруг всё тело пронзила, словно высоковольтным разрядом электрического тока, ясная мысль. В глазах на мгновение потемнело, сердце гулко и больно