Ромовый дневник. Хантер Томпсон

      В начале пятидесятых, когда Сан-Хуан еще только становился туристским городом, экс-жокей по имени Ал Арбонито построил бар на заднем дворе своего дома, что стоял на Кайе-О’Лири. Он назвал его «Алов дворик» и повесил вывеску над парадным входом, со стрелкой, указующей на проход к патио[1] между двумя полуразвалившимися халупами. Поначалу он торговал только пивом, по двадцать центов за бутылку, и ромом: дайм[2] за стопку, или пятнарик, если со льдом. Спустя несколько месяцев он стал подавать гамбургеры, которые сам же и готовил.

      Уютное было местечко для выпивки, особенно по утрам, когда солнце еще прохладное, а с океана наползает солоноватый туман, придающий воздуху бодрящий здоровый привкус, который на короткие ранние часы удерживал свои позиции против душного, потогонного пекла, к полудню бравшего Сан-Хуан в клещи и державшегося часами после вечерней зари.

      По вечерам здесь тоже было неплохо, хотя и не столь прохладно. Порой с моря поднимался бриз и, как правило, не обходил бар стороной благодаря отличному местоположению: «Алов дворик» стоял на самой верхушке холма Кайе-О’Лири, до того высоко, что если б в стенах патио имелись окна, можно было бы увидеть весь город у подножия. Впрочем, стена была сплошной и толстенной, так что смотреть оставалось только на небо да на рощицу банановых деревьев.

      Шло время; Ал приобрел новый кассовый аппарат, потом купил складные деревянные столики для патио и, наконец, перебрался с семьей из дома на Кайе-О’Лири в пригородный urbanizacion[3], что возле аэропорта. Он нанял детину-негра по кличке Трубочист, который мыл посуду, разносил гамбургеры и в конечном итоге выучился стряпать.

      Свою старую гостиную Ал превратил в крошечную таверну с «живой» музыкой, причем пианист у него был из Майами: худющий печальноликий мужчина по имени Нельсон Отто. Инструмент поставили на полпути между коктейльным салоном и патио. Это был древний кабинетный рояль, окрашенный в светло-серый цвет и покрытый специальным шеллачным лаком для защиты от соленого воздуха – и семь дней в неделю, на протяжении всех двенадцати месяцев бесконечного карибского лета, Нельсон Отто сидел за клавишами, смешивая собственный пот с вымученными аккордами своей музыки.

      В туристическом бюро любят вещать о прохладных пассатах, которые днем и ночью, круглый год ласкают-де берега Пуэрто-Рико, однако Нельсон Отто, судя по всему, был тем человеком, до которого пассаты добраться не могли. Час за часом сидел он в спертом, душном воздухе, наигрывая каденции затасканного репертуара из блюзов и сентиментальных баллад, покамест пот пропитывал подмышки цветастых хлопковых батников и капал с подбородка. Он вовсю честил «хреново пекло», да с таким жаром и ненавистью, что порой вконец портил мирный настрой заведения; народ даже вставал и уходил в соседний «Фламбойан-лаунж», где бутылка пива стоила шестьдесят центов, а стейк шел по три с полтиной.

      Когда бывший коммунист по фамилии Лоттерман пожаловал из Флориды и взялся издавать «Сан-Хуан дейли ньюс», «Алов дворик» превратился в англоязычный пресс-клуб, потому как никто из журналистских перекати-поле и мечтателей, прибывших работать на новую газету Лоттермана, не мог позволить себе посидеть в дорогущих барах типа «Нью-Йорк», которые там и сям выскакивали в городе как неоновые поганки. Репортеры дневной смены и клерки толпами вваливались примерно в семь, а полуночники – то бишь ведущие спортивных колонок, редакторы и верстальщики – обычно прибывали en masse[4] где-то к двенадцати. Порой у Ала назначались и свидания, хотя обычным вечером любая девушка смотрелась здесь редкостной и эротичной штучкой. Белых женщин в Сан-Хуане вообще насчитывалось маловато; по большей части это были либо туристки, либо шлюшки, либо стюардессы. Неудивительно, что они предпочитали казино или бар-террасу в «Хилтоне».

      Кто только не шел работать в «Дейли ньюс»: разношерстная публика от диких младотурков, хотевших разорватъ мир напополам и начать все заново, до усталых «негров» от журналистики с пивными животиками, которые ничего так не хотели, как дожить оставшиеся деньки в покое, пока шайка оголтелых психов не разорвала мир напополам.

      В их лице была представлена вся палитра, от подлинных талантов и честнейших душ до дегенератов и безнадежных неудачников, едва ли способных заполнить словами почтовую открытку… Хулиганистые оболтусы, беглые преступники и опасные пьяницы; один кубинец, мелкий магазинный вор, вечно таскавший пистолет под мышкой; слабоумный мексиканец, растлитель малолеток; сутенеры, педерасты и прочие язвы – если не сказать твердый шанкр – на теле человечества. Все они держались недолго, пока не зарабатывали на авиабилет и несколько стопок выпивки сверху.

      С другой стороны, имелись и такие, как Том Вандервиц, который позднее трудился в «Вашингтон пост» и получил Пулитцеровскую премию. А еще был человек по фамилии Тиррелл, нынешний редактор «Лондон таймс», вкалывавший по пятнадцать часов в сутки лишь бы не дать газете загнуться.

      К моменту моего появления «Дейли ньюс» исполнилось три года, и Эд Лоттерман был на краю нервного срыва.

1

патио (исп.) – открытый внутренний дворик.

2

дайм – десять центов.

3

Urbanización (исп.) – квартал новостроек; жилой массив.

4

En masse (фр.) – толпой; скопом.