Иствикские ведьмы. Джон Апдайк

того, что она стала ведьмой, была возможность постоянно сдерживать свой вес.

      Как крохотные песчаные крабики казались прозрачными на фоне крапчатого песка, так Александра, промокшая насквозь, чувствовала себя прозрачной в дождевых струях, слитой с ними воедино, температура дождя и ее крови сравнялась. Небо над морем покрылось расплывчатыми горизонтальными полосами, гром, удаляясь, сменился глухим бормотанием, дождь – теплой моросью. Пронесшемуся урагану не суждено было быть отмеченным на погодных картах. Краб, которого Александра раздавила первым, все еще шевелил лапками, напоминая бледное птичье перышко, потревоженное дуновением ветерка. Коул, освободившийся наконец от страха, носился кругами все более и более широкими, и на песке рядом с треугольными следами заячьих лапок, более изящными царапинками от лапок куликов и пунктирными линиями, прочерченными крабами, оставались квадратные отпечатки его когтей. А поверх всех этих ключиков к иным мирам бытия – миру крабов с глазами на макушке, ползающих боком на цыпочках, миру морских улиток, стоящих в своих домиках на голове и ножками пропихивающих в рот пищу, – повсюду виднелись маленькие кратеры, проделанные в песке дождевыми каплями. Песок так пропитался водой, что цветом стал похож на цемент. Одежда, включая белье, настолько плотно облепила тело Александры, что она чувствовала себя сигаловской гладко-белой скульптурой – хитросплетение сосудов и костей, окутанное призрачным молочным туманом. Александра прошла по опустевшему и омытому дождем общественному пляжу до увенчанной колючей проволокой стены и обратно. Потом – до автомобильной стоянки. По пути остановилась у кустиков, чтобы прихватить свои оставленные там и вымокшие теперь до нитки сандалии. Длинные стреловидные листья-лезвия растений блестели, расправившись под дождем.

      Александра открыла дверцу своего «субару» и громко позвала Коула, носившегося в дюнах.

      – Песик, сюда! – пропела величавая матрона. – Беги сюда, детка! Ко мне, ангелок!

      Взору молодых людей, которые, укрывшись мокрыми, забитыми песком полотенцами и бесстыдно прижавшись друг к другу своими гусиными гузками, сбились в серой дощатой раздевалке и под навесом (в томатно-сырную полоску) пляжной пиццерии, Александра предстала чудом: совершенно сухая, ни один волосок не выбился из ее толстой косы, ни пятнышка влаги на парчовом зеленом жакете. Поскольку впечатление это не поддавалось проверке, оно породило среди иствикцев слухи о черной магии.

      Александра была художницей. Пользуясь почти исключительно зубочистками и ножом из нержавейки для масла, она вырезала и лепила маленькие лежащие или сидящие фигурки, всегда женские, в ярких одеяниях, которыми она разрисовывала их обнаженные формы. Фигурки продавались по пятнадцать – двадцать долларов в двух местных бутиках, один из которых назывался «Тявкающая лиса», другой – «Голодная овца». Александра слабо представляла, кто их покупает,